Глава 1. Египет

Мой рейс задерживался, и я, уютно устроившись на мягком диванчике в зале ожидания, коротал время с интересом наблюдая за происходящим вокруг меня «броуновским»движением». Здание аэропорта, казалось, жило своей собственной и чрезвычайно насыщенной жизнью. Бесконечная колонна пассажиров, подбадривая друг друга плоскими заезженными шутками, бодро двигалась по направлению к посадочным терминалам. Не меньшее количество вновь прибывших воодушевленно неслось к выходу в центральный холл, где, смешиваясь с толпой встречающих, шумела и бурлила как Ниагарский водопад. Всюду сновали служащие и стюардессы, крикливые таксисты и толстые буфетчицы, спекулянты и непонятно каким чудом оказавшиеся здесь бабки – продавцы пирожков, семечек и прочей опасной для здоровья снеди. За всем этим действом зорко наблюдало из стеклянной будки недремлющее око блюстителей закона в количестве нескольких штук. Весь их вид, а также тщательность, с которой они осматривали зал, прямо сигнализировали об их сложном материальном состоянии на сегодняшний вечер.

Столько людей и у каждого своя судьба. Неожиданно мне в голову пришла мысль о том, что существует нечто общее между всеми ними, то, что делает их практически родственниками, а в экономической литературе именуется «простым воспроизводством». Мне стало грустно. И правда, какой смысл во всей этой беготне, криках, суете и подхалимстве, если существуешь ты только для того, чтобы на заработанные деньги купить еды, одеться, купить машину, квартиру и прочие атрибуты «правильной жизни». И все это для того, чтобы на следующее утро снова пойти на работу и опять смотреть из стеклянной будки голодными глазами в надежде выявить правонарушение и получить небольшую прибавку к жалованию. Или для того, чтобы с утра до вечера рассекая людской поток, нервным, просящим голосом выкрикивать «чай – кофе – каппучино!!!».

«Чай – кофе – каппучинооо!!!» прокричали где-то совсем рядом, и я, повернув голову, увидел, как огромных размеров женщина, в затертой цветастой китайской фуфайке пыхтя и нецензурно поругиваясь методично расталкивала ожидающих. Неожиданно она застыла – полученная информация явно нуждалась в проверке. Нет, ей не показалось, я действительно хотел заказать у нее кофе. Взвыв от удовольствия она сменила курс и с удвоенной энергией начала пробираться ко мне. Причем делала это с таким воодушевлением, как будто увидела во мне свой шанс, именно тот, который она упустила много лет назад по причине своей излишней сговорчивости, или наоборот – слишком высокого самомнения. Хотя, может она была не в чем и не виновата, и вообще, кто я такой, чтобы судить ее. Где-то заплакал ребенок.

Монотонный гул зала ожидания разорвал мелодичный перезвон колокольчиков, и диктор красивым, хорошо поставленным голосом пропела, что объявляется посадка на рейс 6480 сообщением Киев – Каир. Наконец то! Египет был моей мечтой. С раннего детства я читал о нем все, до чего только могли дотянуться мои жадные ручонки, и вот теперь мне выпало счастье воочию увидеть великие памятники старины, узнать побольше об этой самобытной культуре, да и просто хорошо отдохнуть. Кроме Египта, в свои 19 лет я увлекался физикой и механикой, а на досуге читал фантастику и энциклопедии про выживание в экстремальных ситуациях, так как туризм был одним из моих серьезных увлечений.

Наконец подошла и моя очередь, и я подал документы в окошко толстому таможеннику. Тот бегло их осмотрел и, что то хрюкнув про себя, размашисто проштамповал мой билет. А уже через сорок минут могучий Ил-96, разрывая тишину зимней киевской ночи, тяжело оторвался от земли и взял курс на Каир.

Моей соседкой оказалась миловидная ухоженная особа примерно восемнадцати лет от роду, которая с отрешенным видом плюхнулась рядом, заказала виски и, не удостоив меня даже взглядом, раскрыла какой-то модный журнал. Естественно, что об элементарно вежливом приветствии не могло быть и речи. Мне стало несколько обидно. За нынешнюю молодежь, разумеется. Кроме того, просто сидеть в кресле было скучно, и я решил пойти на контакт. Для начала я сделал намеренно робкую попытку познакомится.

– Привет, – тут я многозначительно улыбнулся, – я Макс, а как зовут несравненное украшение этого праздника жизни?

На меня уставилась пара мутноголубых глаз, в одно мгновение я был взвешен, обмерян, а наличность в моих карманах пересчитана и оценена в соответствии с Каирскими ценами. Видимо я не подошел на роль спутника столь сиятельной особы, а посему вместо ответа «украшение праздника» просто лопнуло мне в лицо пузырем от жвачки и вернулась к своему интеллектуальному занятию.

Ну что ж. Я сделал все что мог. Зато теперь у меня появилось полное право на моральную сатисфакцию. Я подозвал стюардессу и заказал пива. Точно в назначенное время зазвонил будильник на моем телефоне, и я сделал вид, что поднял трубку.

– Да, слушаю! Конечно, я не забыл что у моей сестренки сегодня фуршет. – Услышав модное слово, существо рядом оторвало глаза от какой то блестящей безделушки на картинке и бросило на меня быстрый взгляд. – Как профессиональный визажист я со всей ответственностью заявляю, что согласно последней моде, ни одна уважающая себя девушка не выйдет в свет в розовых босоножках от «Fendy»!

Моя соседка сморщила лобик и придирчиво осмотрела свои босоножки

– Ни в коем случае! – Продолжал я нагнетать обстановку, повышая голос, чтобы к нашему диалогу смогло присоединится как можно большее число слушателей. – Не одевай ничего голубого, ты же слышала, что сказал вчера в интервью Пьер Карден!

Сзади послышались смешки, а девушка быстро накинула на свою голубую футболку джинсовую курточку.

– Упаси тебя Бог! – Завопил я в трубку дурным голосом, – духами «Dolche Vita» теперь пользуются только няни и домохозяйки! Это стало последней каплей. Моя соседка сначала побледнела, потом покраснела и не найдя достойного ответа резко отвернулась в сторону. Под нарастающий сзади смех я спокойно потягивал пиво и ждал кульминации. Свершилось! Блуждающий взгляд девицы остановился на прикрученной у нее перед носом табличке, основной смысл которой сводился к тому, что пользоваться телефоном в самолете нельзя, т.к. во-первых это создает помехи работе систем лайнера, а во-вторых телефон все равно находится вне зоны обслуживания.

– Нахал! – Вскричала девушка, вскакивая с места и делая попытки выплеснуть мне в лицо несуществующие остатки виски.

Я выдержал театральную паузу, а потом встал и поклонился смеющейся публике. Садился я под аккомпанемент аплодисментов и комментариев по поводу коэффициента интеллекта крашеных блондинок. Окинув победоносным взглядом свою жертву, я с удовольствием сделал большой глоток пива.

И тут самолет тряхнуло. Командир приказал всем пристегнутся и сообщил, что мы попали в шторм. Внезапно погас свет, трусить стало чаще и сильнее, а за окном кромсали на куски ночной мрак огромные ветви молний. Я чувствовал, что что-то должно случиться, что-то очень нехорошее. И как обычно предчувствие меня не обмануло. Внезапно навалилась тишина, такая плотная, что казалось её можно набирать в пригоршни, длилось это лишь мгновение, а потом, яркая вспышка озарила салон, в воздухе запахло озоном. Краем глаза я заметил, что огромная молния попала в основание крыла, опутав сеткой разрядов почти весь самолет. Крыло, не рассчитанное на такие нагрузки, неестественно выгнулось вверх, а сам самолет стал заваливаться набок и входить в штопор. Вспыхнул первый левый двигатель. В воздухе запахло паникой. Ну что ж. Если мне и суждено умереть, то я сделаю это с улыбкой на губах. Я попытался сосредоточиться на чем то приятном, но так как в голову ничего толкового не шло, инстинктивно принялся читать про себя «Отче наш».

По всей видимости, пилоты нам попались экстра-класса, их отчаянные попытки спасти машину дали определенный результат. Самолет удалось выровнять, и теперь мы на бешеной скорости неслись метрах в ста от земли, а летчики заканчивали аварийный слив топлива, готовясь к экстренной посадке.

Что случилось дальше с самолетом рассказать не смогу, даже если и хотел бы, так как в этот момент рядом со мной взорвалась еще одна молния, и разбив иллюминатор ворвалась в салон, окутав меня плотной сетью из электрических разрядов. Последнее что я увидел, было перекошенное от ужаса лицо моей соседки, и ее сумочка, которую я зачем-то схватил своей окутанной нереальным голубым мерцанием рукой. Мир рассыпался на миллионы ярких голубых осколков, и я почти с удовольствием погрузился в предательски мягкие и теплые объятия вечности. Я хорошо запомнил своё последнее чувство, ? эдакая помесь сожаления, по поводу моего несвоевременного ухода из жизни, и любопытства ? меня давно интересовал вопрос о существовании загробной жизни. Ну что ж, теперь у меня будет возможность проверить его самостоятельно.

Глава 2. (день первый)

Ярко-синие и фиолетовые огоньки с бешеной скоростью кружились вокруг меня, взлетали и снижались, сливались и опять делились на части, разрывая своим танцем оранжево-фиолетовый туман, под теплым покрывалом которого пыталось пробудиться мое сознание. Я невольно залюбовался этим зрелищем. Я не ощущал ни своего тела, ни внешнего мира. Была только мысль. Стоп! Раз я мыслю, значит, по горячим заверениям классика – существую! И тут я вспомнил все. Горящий двигатель, бурю и отчаянные попытки пилотов спасти несущийся над раскисшими украинскими полями самолёт. Дождь, мокрый снег, странные молнии, – все это осталось позади, мне сейчас тепло и уютно. Как все-таки мало нужно человеку для счастья! Сомнений в том, что я умер у меня не было никаких, равно как и желания что-либо предпринимать. Просто лежать и любоваться этим неземным танцем маленьких светлячков. Наверное, я попал в Рай. Внезапно огоньки ускорили свое движение, с сумасшедшей скоростью закрутив хоровод над моей мыслью. Они кружились все быстрее и быстрее, пока не слились в один крупный горячий шар, испускавший сильный жар и не менее сильное ярко-оранжевое свечение. Вдруг от шара отделилась прозрачная звездочка, и переливаясь всеми цветами радуги капнула прямо на мою мысль и, оставив после себя неприятный запах и какое-то осклизлое впечатление, медленно скатилась по моей щеке. Мне становилось все жарче. Звездочки теперь отделялись одна за одной, и как-то неспешно капали мне на щеку, лоб, руку, оставляя каждый раз после себя устойчивый отвратительный запах.

– Эй, «таймаут»!!! – Пронеслось у меня в голове. – Если я – мысль, то откуда у меня рука?! И этот запах… в Раю не должно так пахнуть!

Внезапно от раскаленного шара отделилась целая эскадрилья прозрачных звездочек и со всего размаху хлюпнулась на мой подбородок, захватив при этом рот, нос и часть шеи. От тошнотворного запаха заслезились глаза.

– Стоп! Если у меня есть глаза, значит, я могу их открыть!… – Лучше б я этого не делал, ибо вместо прекрасной сюрреалистичной картины все поле моего зрения занимал огромный Пятак. Жуткое, зловонное поросячье рыло, которое непрерывно обнюхивало меня, оставляя на лице капельки слизи. Непосредственно за Пятаком находились два маленьких злобных глаза, в упор смотревшие на меня изучающим, и, как мне показалось, наглым взглядом.

– Я в аду! – Пронеслось у меня в голове. – А ты, значит, – мои глаза попытались сфокусироваться на Пятаке, – сатана?!

– Живым не дамся! – Взревел я, вскакивая и одновременно пытаясь попасть «апперкотом» в Пятак. Это мне, по-видимому, удалось, ибо владелец пятака обиженно взвизгнув, поспешил ретироваться. Я с удивлением посмотрел ему в след. Для дьявола он слишком легко сдался, а по сему, скорее всего, являлся простым поросенком. Хотя таких свиней я еще ни разу не видел. Сопливый пятак больше походил на хобот, короткое толстое тело оканчивалось длинным, похожим на крысиный, хвостом. А красновато-бурая шерсть неплохо гармонировала с сиреневыми кисточками, венчавшими длинные заячьи уши. Передвигалось животное грузными скачками, причем при каждом касании земли издавало забавное похрюкивание, что тут же дало повод моему богатому воображению окрестить это создание «самохрюком».

Получило свое объяснение и происхождение огненно-фиолетового шара, который оказался Солнцем, стоящим в зените и немилосердно обжигающим своим горячим дыханием мою нежную плоть. Повинуясь животному инстинкту, я переполз под тень тощей ветки, об которую, между прочим, пребольно ударился головой, разя Пятак. Немного успокоившись, я сделал попытку проанализировать свое положение. Итак, прежде всего, – я не умер, ибо у трупов голова от ударов болеть не может, тем более так сильно. Это – несомненный плюс. С другой стороны, мне было непонятно, где я находился, ибо в Украине сейчас хозяйничала зима, а тут даже в тени мне сильно доставалось от жаркого солнца. Может, пилоты смогли дотянуть до Египта? Нет, слишком неправдоподобно. И тут, словно ища ответ, я поднял глаза на небо и обмер. Перехватило дыхание, ноги сделались ватными, и если б я сейчас занимал вертикальное положение, то наверняка бы свалился с ног. Сердце, всегда радовавшее меня бесперебойной работой, гулко и неритмично билось об грудную клетку, а мозг, одурманенный адреналиновыми волнами, всё силился получить ответ на два простых вопроса: – Что это за …? и производный от него – Где я в таком случае нахожусь? Я запаниковал, и было от чего. Небо было необычного светло-фиолетового цвета, на нем не было ни одного облачка, а посему ничто не могло скрыть от моего взора странное голубовато-белое светило, немного меньшее по размерам, чем с детства привычное для любого землянина Солнце. Оно стояло в зените и своим сиянием делало почти невидимыми две небольшие Луны, судя по всему ярко-оранжевого и серебристо-бежевого цветов. Причем последняя уже почти скрылась за линией горизонта. Чужого горизонта. Я до сих пор не могу объяснить, чем он отличается от земного. Он просто другой. Кроме этого, в той части неба, куда так спешила серебристая луна, я заметил странное разноцветное зарево, словно где-то вдалеке пылал, переливаясь всеми цветами радуги, огромный костер, длинные языки пламени которого почти касались серебристого спутника. Но последний неустанно стремился к закату, и вместе с ним уменьшалось это странное, но, вместе с тем, величественное небесное явление.

Итак, несмотря на фантастичность и нереальность ситуации я вынужден был признать, что нахожусь я не на Земле. Но параллельно с вышеозначенными душевыми метаниями во мне начинал пробуждаться один из древнейших инстинктов. В одно мгновение, на одну чашу весов был брошен страх, лень, жалость, нежелание встречаться с трудностями и прелести легкой смерти, в то же время на другой оказались моё неуёмное любопытство, оптимизм и непреодолимое желание выжить в этом странном чужом мире. Именно чужом, в этом не было никаких сомнений, я чувствовал это. Как ни странно, я воспринял данный факт спокойно, хотя где-то в глубине все же надеялся, что происходящее – всего лишь яркий сон, или чья-то неудачная шутка.

Немного придя в себя, я осмотрелся. Я стоял на склоне небольшого скалистого холма, поросшего редкими группами деревьев. Совсем рядом находился вход в небольшую пещерку, глубиной метра в три, не больше. Вся местность за моей спиной была холмистой, на горизонте виднелись размытые горячим воздухом горы, а впереди был лес. Сначала редкий, перемежающийся с большими полянами, но дальше он становился все гуще, пока, наконец, не превращался в одно сплошное яркое покрывало, тянущееся до самого горизонта. Я замер в восхищении, покоренный его величием. Это был самый необычный лес, который я когда-либо видел. Казалось, природа специально собрала в одном месте столько прекрасных представителей флоры, относящихся ко всем временам года. И, как не странно, они были очень похожи на своих земных собратьев. Тут были величественные «эвкалипты» и огромные «баобабы», нарядные белоснежные «березки» и пушистые вечнозеленые «ели», вносящие своей хвоей разнообразие в это царство листвы и раскидистых крон. С некоторых деревьев свисали толстые сосульки, похожие на огромные кленовые сережки, только фиолетового цвета. Большинство из них свисало до самой земли, образовывая под деревьями пушистые перины, но некоторые, как гигантские лианы, плелись вверх, достигнув кроны оплетали её, и, нежась на солнышке, искрились всеми оттенками фиолетового и синего цветов. Меня удивило то, что листва некоторые деревьев была окрашена в ярко-желтые и бордовые цвета, словно сейчас было не лето, а самый разгар осени. На некоторых деревьях листвы не было совсем, и они стыдливо прятали свою наготу среди раскинувшегося вокруг великолепия жизни. Другие напротив, щеголяли только начавшими распускаться почками и новенькими, еще покрытыми клейкой, свежо пахнущей массой, листочками. И хотя это было очень странно и жутко интересно, я решил отложить решение этой загадки природы до лучших времен, которые, кстати, могли для меня и не наступить, не реши я один вопрос первостепенной важности.

Все дело в том, что меня мучила достаточно сильная жажда. А, как известно, без воды человек может сохранять дееспособность от силы 50 – 60 часов. Я решил, что у меня больше шансов найти воду в чаще леса, до которого было всего пару километров хода по поросшей невысокой травой и редкими группами деревьев равнине, начинавшейся у самого подножия холма. К тому же, лесная тень должна была уменьшить потоотделение, что в данной ситуации было немаловажным фактором. Я справедливо считал, что чем ярче и гуще растительность, тем ближе она расположена к запасам воды. Исходя из этого, я решил двигаться к наиболее густой части леса, и выбрал для ориентира выступающую на опушку небольшую рощицу из длинных полосатых стеблей, чем-то напоминающих бамбук. Но прежде чем двинуться в путь я сделал ревизию всего своего немногочисленного имущества.

Когда в самолет ударила молния, на мне была серая облегающая футболка, накинутая поверх нее темно-синяя куртка от спортивного костюма, черные мягкие джинсы с широченным кожаным поясом и черные же кожаные кроссовки на шнурках, с застегиваемыми поверх них липучками. На руке красовались спортивные ударо- и водостойкие часы, а на поясе висел чехол, в котором находился мой талисманчк – миниатюрный складной нож из великолепной швейцарской стали, со встроенными отверткой, шилом, открывалкой, ножницами и даже маленькой ножовкой. Мне повезло, что его лезвие было маленьким — нож разрешили пронести в салон самолета. В карманах у меня лежали толстенький блокнотик с карандашом, документы, деньги (включая мелочь) и нераспечатанная пачка презервативов. Да, не густо… И тут я заметил лежащий неподалеку предмет, явно не принадлежащий к здешнему ландшафту. Пошатываясь от слабости, я побрел по направлению к предмету, который при ближайшем рассмотрении оказался сумочкой девицы-вундеркинда из самолета. Именно той сумочкой, за которую я зачем-то схватился, прежде чем потерять сознание. Я незамедлительно приступил к её осмотру. Вскоре меня постигло разочарование, ибо кроме документов на имя некой Екатерины Толстолобовой, тампонов, маникюрного набора и плеера, в сумке находилось лишь огромное количество упакованной в кожаный бидончик косметики (девица, видимо, решила обеспечить этим добрую половину Каира на год вперед). Впрочем, во внешних кармашках я нашел туалетное зеркальце, пачку салфеток и круглые очки-«велосипеды», а внутри, к подкладке, была пристегнута огромная булавка, очевидно призванная беречь дитя от недоброго глаза.

Глава 3.

Распределив весь свой нехитрый скарб по карманам и повесив на плечо сумку, я направился в лес. С первых же шагов я заметил, что передвижение доставляет какой-то неуловимый дискомфорт. Складывалось впечатление, будто я шел по незначительному, но вполне ощутимому подъему. И как всегда мое подсознание опередило разум, выдав логичный ответ – гравитация в этом странном мире была немного больше земной. Этот новый факт не вызвал у меня никакого удивления, и, немного подумав над этим, я понял почему. Дело в том, что поставленный в условия борьбы за выживание человек, скорее всего, подсознательно отгораживается от своих эмоций. А на первый план выходят инстинкты, пропущенные через призму холодного разума. Его интересуют только факты, как побуждающие к действию обстоятельства, и конечная цель – выжить. Человек, проявивший слабость и давший волю своим эмоциям, а особенно жалости к себе, обречен. Я не знаю, зависит ли это от склада ума, характера или подготовки. Я лишь мысленно поблагодарил Бога за свое хладнокровие и, учтя новое обстоятельство, снизил темп ходьбы, чтобы сохранить в организме остатки драгоценной влаги.

Примерно через полчаса я достиг «бамбуковой» рощицы и остановился, чтобы осмотреть эти растения. Сходство с бамбуком оказалось не случайным, так как растение состояло из множества сросшихся секций, правда, в отличии от земных собратьев, ствол этих растений был абсолютно гладкий, а на места соединения секций указывали лишь темные поперечные полосы. Само растение было темно-зеленого цвета, с многочисленными фиолетовыми пятнами, которые при ближайшем рассмотрении оказались неким подобием мха или лишайника. Именно он образовывал длинные «кленовые сережки», которые я видел с холма, и именно благодаря нему кроны некоторых деревьев щеголяли ярким фиолетовым цветом. Взрослые экземпляры «бамбука» достигали восьми метров в высоту и полуметра в диаметре, а на самом верху прямого как стрела ствола находилась небольшая крона, состоящая из тонких длинных веточек, сплошь покрытых длинными узкими листами. Следуя несложной логике я предположил, что столь необычная флора наверняка предполагает наличие не менее странной, и не обязательно дружелюбно настроенной фауны. А посему, я решил обзавестись хотя бы неким подобием оружия. После недолгих поисков я нашел то, что было нужно – молодой «бамбук», длиной около полутора метра и диаметром сантиметров в десять. После нескольких экспериментов на его соседях я понял, что его достаточно легко сломать, потянув за верхушку и согнув в дугу. Растение лопалось по одному из своих сочленений. Зато сколько труда я потратил, пытаясь аккуратно заострить его конец при помощи моего ножа! Растение было полое внутри, но его древесина была просто потрясающе прочна. В конце концов, острие моей импровизированной пики приняло должный вид, и я решил, что как только появится возможность опалю его в огне. Это, согласно рецепту австралийских аборигенов, должно было придать ему еще большую прочность. Как добыть огонь я еще не знал, так как у меня не было ни спичек, ни зажигалки. Но жажда опять настойчиво напомнила о себе, и я решил отложить решение этой проблемы до лучших времен. Памятуя о том, что на Земле стебли бамбука в некоторых своих секциях содержат воду, я старательно перетрусил добрую половину стеблей, но так и не услышал заветного хлюпанья.

Занимаясь этим нехитрым, делом я сделал новое открытие. С момента моего «пробуждения» прошло уже более трех часов, а солнце находилось на том же самом месте! Дело в том, что Солнце моего мира, в видимом своем движении вокруг Земли передвигается на один градус каждые четыре минуты. Следовательно, за три часа оно переместилось бы на целых 45 градусов. А местное светило не передвинулось ни на йоту! Тени оставались прежней длины и лежали в прежних направлениях. От моих астрономических наблюдений меня отвлек мой драгоценный организм, настойчиво требуя свежей воды и желательно в большом количестве. Я выругался про себя, и с копьем наперевес направился в лесную чащу.

Лес встретил меня долгожданной прохладой и какой-то особенной свежестью. Я ступал по чрезвычайно мягкой подстилке из опавшей листвы и иголок, местами накрытой сверху фиолетовым покрывалом из мха. Солнечные лучи, проникая сквозь кроны негусто стоящих деревьев, обрушивались водопадами света с их ветвей, и, разбиваясь о выступающие из земли корни, весело впитывались в мягкую фиолетовую подстилку. Но чем дальше я заходил в чащу, тем гуще стояли деревья. Теперь между ними попадались кустики растений, очень похожих на земные папоротники. Я обернулся. Холмов уже было не видно, их закрывала сплошная стена из листвы и могучих стволов. А вот «бамбуковую» рощу еще можно было разглядеть.

– Ну допустим – сказал я себе, – я найду воду, а может и какую-то еду. Но ночью в лесу наверняка опаснее чем днем, и я бы не хотел встречаться с представителями местной хищной братии без соответствующего снаряжения. Замеченная мной на холме пещерка была бы идеальным местом для ночлега, но нет ничего проще, чем заблудиться в густом незнакомом лесу. Вот если бы у меня был компас… А что, собственно, мне мешает его сделать? И после недолгих размышлений я принялся за дело.

Сначала я достал огромную булавку и придирчиво ее осмотрел. Ее застегивающийся острый конец был достаточно тонким и легким, и имел в длину сантиметров шесть. Ножом я сделал аккуратный надпил, отступив от основания около двух сантиметров (с тем расчетом, чтоб позже использовать остальную часть булавки как рыболовный крючок) и руками отломал получившуюся иглу. Затем, распустив маленький узелок, вытащил сантиметров пятнадцать нитки, которой крепилась подкладка моей спортивной куртки, и распустил её, получив чрезвычайно тонкие, но прочные волокна. Дальше я нашел центр тяжести иглы и крепко привязал а том месте нитку. Итак, у меня получились изолирующий подвес и стрелка. Теперь необходимо было ее намагнитить. Это можно было бы сделать, обмотав иглу проволокой в изоляции, и пустив по ней минут на 20 электрический ток (хватило бы напряжения вольт в 6). В таком случае северный полюс был бы там, куда подходил провод от отрицательной клеммы батареи. Но у меня не было проволоки, а батареек от плеера было явно недостаточно. Поэтому я пошел другим путем. В плеер, который при ближайшем рассмотрении оказался диктофоном, был вмонтирован приличных размеров динамик. Разобрав последний, я добыл небольшой круглый магнит. Я разломал его на две половинки, и взяв одну из них, движением от себя медленно провел вдоль иглы. Я повторил эту операцию раз десять, после чего поднял нехитрую конструкцию за кончик нитки, толщина которой позволяла игле свободно вращаться в горизонтальной плоскости. После нескольких оборотов игла точно сориентировалась по линии границы опушки, одним боком к холмам, а другим к чаще леса, и как бы я не крутился, сохраняла свое положение. Но я не остановился на достигнутом и усовершенствовал прибор. В косметичке я нашел пластмассовую пудреницу с прозрачной выпуклой крышкой. Вытряхнув содержимое в один из презервативов (пудра могла пригодиться), я проделал посередине пластмассовой крышки маленькое отверстие, через которое и пропустил нитку. Отрегулировал длину нити с таким расчетом, чтоб она позволяла иле свободно висеть внутри пластикового корпуса, я привязал выступающую наружу нить к небольшой палочке, которая упираясь в прозрачную крышку, не давала игле опуститься на дно бывшей пудреницы, поддерживая заданную длину нити. После этого, я вырвал из своего блокнотика размеченный в клетку листок, вырезал из него круг, равный по размеру окружности пудреницы (для этого пришлось сделать заменитель циркуля из двух жестко соединенных веточек), аккуратно разметил его (с помощью нанесенных на него клеток), надписал стороны света и плотно вставил импровизированную шкалу внутрь будущего компаса. И, как последний штрих, я выкрасил один конец иглы красной помадой, и гордо окрестил его «южным». В итоге я стал счастливым обладателем грубоватого, но вполне работоспособного компаса. Правда, иглу придется время от времени намагничивать, но, право же, какой это было мелочью, по сравнению с моей первой, и пусть маленькой, победой.

Судя по компасу, сердце леса лежало строго на «востоке», а, следовательно, чтоб вернуться к пещере мне нужно будет идти на запад. Окрыленный успехом я двинулся в путь. И чем дальше я заходил в лес, тем гуще становились заросли «папоротников», которые теперь достигали высоты моего роста, и тем пышнее и мягче становилась подстилка из фиолетового мха, в котором уже по щиколотки утопали мои ноги. Лес был наполнен незнакомыми звуками. Со всех сторон ко мне неслись трели, жужжание, кваканье и повизгивания. Я не знал, какой из этих звуков извещает об опасности, а какой принадлежит какой-нибудь безобидной зверушке, а посему, был предельно собран и продвигался вперед с как можно большей осторожностью.

Часа через два я наконец нашел то, что искал. Это была звериная тропа. Дело в том, что звери охотятся, пасутся, метят территорию и т.п. используя разные тропинки. Но, направляясь на водопой, животные имеют обыкновение пользоваться одной и той же, протоптанной в зарослях дорогой. Внимательно изучив множество следов на тропинке, я пришел к выводу, что, скорее всего, это она и есть. Тропинка была хорошо различима, что, очевидно, свидетельствовало об её частом использовании, и уводила в глубь леса, и я, не теряя времени, направился в том же направлении, крепко сжимая в руке импровизированное копье и готовясь, в случае чего, дорого продать свою жизнь.

Я не ошибся, и примерно через двадцать минут тропинка вывела меня на берег маленького лесного озерца, почти правильной круглой формы и шириной не более тридцати метров. Очевидно оно подпитывалось подводными ключами, так как от противоположного края озера брал свое начало достаточно широкий ручей, петлявший между деревьями и вскоре исчезавший в чаще леса. Это давало мне основания предполагать, что вода в озере, если и не сравнится по чистоте с проточной, то хотя бы будет пригодной для питья.

Прежде чем подойти к воде, я внимательно осмотрелся, не найдя никакой опасности посмотрел вверх, и тут же выдохнул от восхищения. Деревья-великаны, росшие на берегу озера, как бы склонились по направлению к его середине и, на высоте примерно тридцати метров, сплели свои ветви прямо над озером. В них нашли себе приют длинные пушистые сосульки фиолетового мха, которые, освоив кроны деревьев, уже свисали с искусственного свода из ветвей. Складывалось впечатление, что подернутое легкой дымкой озерцо было специально накрыто огромным живым куполом, через редкие щели в котором с трудом пробивались лучики света, наделявшие это место какой то особой торжественностью и величием. Странным было то, что некоторые деревья «мох» оплетал полностью, в то время как на других не было даже фиолетовых пятен. Возможно, этот паразит мог жить лишь на некоторых видах деревьев.

Подойдя вплотную к воде, я присел и набрал ее в пригоршни. Следов грязи я не обнаружил, а, по сему, наконец, смог вволю утолить мучившую меня жажду. После этого я умылся и окунулся на песчаном мелководье. Присев на прохладный берег передохнуть, я бросил взгляд на часы. Итак, я уже почти шесть часов находился в этом странном мире, а по моим приблизительным расчетам, дорога к пещерке займет еще часа полтора – два. Я не знал, какова длина здешних суток, а было бы желательно вернуться в пещерку до наступления темноты. Но у меня оставалось еще несколько идей, требовавших неотложного осуществления.

Прежде всего, было бы глупо каждый день тратить по нескольку часов, чтобы добраться до воды. Я обругал себя за то, что не догадался сделать фляги из секций «бамбука». И, так как ничего, что могло бы его заменить, в прямой видимости не произрастало, я было отложил решение этой проблемы до следующего раза, но, освеженные купанием мозги сработали, как всегда, четко и выдали на редкость оригинальное решение. Улыбнувшись про себя, я принялся за дело. Итак, я снял оба своих длинных спортивных носка и тщательно их выстирал. Не менее тщательно я отмыл смазку с двух оставшихся презервативов, после чего достал из кроссовок оба шнурка, почти по метру длиной. Моя обувь прекрасно застегивалась и липучками, так что в них особой необходимости не было. Презервативы я вставил в носки, к нижним концам которых я привязал по шнурку. Теперь оставалось только наполнить импровизированные бурдюки водой, и накрепко завязать верхний конец. Толстые носки предохранят резину от контакта с острыми ветками и кустами, а длина шнурков позволяла переносить фляги, перекинув их через плечо. Естественно, при питье из них нужно было соблюдать известную осторожность, но после нескольких тренировок возле озера, я смог овладеть этой нехитрой техникой.

Однако, просто так набрать в фляги воду у меня не получилось, так как вода, чтобы растянуть резину, должна была двигаться с достаточно большим ускорением. Вот почему я отправился к противоположному берегу озера, полагая, что вытекающий от туда ручей имеет достаточную для моей цели скорость течения. И я не ошибся. Наполняя фляги, я заметил, что в том месте, где брал свое начало ручей, находилось небольшая отмель, сквозь прозрачную воду которой я рассмотрел с десяток крупных рыб, очевидно гревшихся там. Я не знал, можно ли будет их есть и не опасны ли они для меня, но все же решил рискнуть. Я обошел этот маленький косяк по мелководью с тыла, и неустанно пытаясь попасть пикой хоть в одну рыбу, стал теснить их к берегу. После многократных неудачных попыток я, наконец, проткнул замешкавшуюся у берега рыбину и вытянул её из воды.

Весившая килограмма три рыба очень напоминала ящерицу, сходство с которой ей придавали плавники, своим видом и расположением напоминавшие лапки, и длинный, сплюснутый с боковых сторон хвост. В остальном же – рыба как рыба. Имелась и стального цвета чешуя, и жабры и прочие неизменные атрибуты всякой добропорядочной рыбы. Я выпотрошил её, промыл, и положил в дорогущую сумку девицы, а бесполезную требуху выбросил на мелководье, чтобы, как говорят рыбаки, прикормить место. После чего привязал к поясу сумку, перекинул через плечо обе фляги, сориентировался по компасу и, взяв в руку свое копье, отправляться в обратный путь, чрезвычайно гордый собой. Хотя, где-то внутри, я трусливо избегал поиска ответов на огромное количество мучивших меня вопросов.

– Ну что же, может это и разумно, – пронеслось у меня в голове. – Ведь для этого требуются трезвая голова и свежие силы. Завтра будет новый день, там и посмотрим. И уцепившись за эту мысль, я сосредоточился на поиске выхода из леса.

Оказывается, прежде чем найти озеро, я достаточно долго блуждал по лесу, ибо дорога к пещерке заняла у меня от силы час. Выйдя из леса, я испытал новое душевное потрясение. Да и как ему было не случиться, если за все время пребывания в лесу солнце даже и не подумало изменить свое местоположение! А ведь прошло уже больше семи часов! Зато ярко-оранжевая луна уже завершала свой бег по небосклону и готовилась исчезнуть за горизонтом, вторая же – серебристо-бежевая – очевидно еще не взошла.

– А вдруг… – Внезапная догадка поразила меня, когда я вспомнил Луну своего мира. – Но это же невероятно! Хотя, действительно, это могло бы все объяснить. Дело в том, что Луна всегда повернута к Земле одной стороной именно за счет того, что период её обращения вокруг своей оси в точности равен периоду обращения вокруг Земли. Именно поэтому наблюдатель, находящийся в любой точке нашей планеты сможет увидеть не больше половины поверхности ее верного спутника. Так может и у этой загадочной планеты период обращения вокруг своей оси равен скорости движения вокруг здешнего солнца? Тогда планета всегда будет обращена одной стороной к солнцу, в то время как на другой будет царить вечная ночь. Эта гипотеза, кстати, также объясняла и странное смешение времен года в лесу, когда одни деревья стоят голые или сбрасывают листву, другие пышут жаром здоровой зрелой зелени, а у третьих только начинают раскрываться почки. Ведь планета «Вечного дня» – настоящий рай для растений – успевай только менять «отслужившую» свое листву на новую.

Я был необычайно горд тем, что нашел ответ на один из многочисленных вопросов, и, занятый своими мыслями не заметил, как подошел к знакомому холму, на котором без труда отыскал свою пещерку. Внутри было достаточно прохладно, и я комфортно устроился там, смастерив себе постель из охапок сухой травы и мягчайшего фиолетового мха.

Несмотря на муки голода, я не сомневался, что засну мгновенно – на столько я был вымотан физически и морально событиями этого дня. Но достаточно важное обстоятельство, под кодовым названием «рыба» грозилось через пару часов протухнуть, а меня это совсем не устраивало. На самом деле, выбор у меня был небольшой: съесть ее сырой, засушить или добыть огонь. Последний вариант мне наиболее импонировал, и, так как я уже доказал себе, что при желании можно найти выход из любой ситуации, пришлось заставить свой котелок еще немного поработать. Вскоре я уже обдумывал несколько вариантов. Например, в горах можно было бы найти кремний и, используя мой нож в качестве кресала, добыть искры. Можно также разжечь пламя при помощи трения дерева о дерево, как это до сих пор делают аборигены Австралии, используя при этом лучковую дрель. Также, огонь можно было бы добыть химическим путем, например, смешав марганцовку с несколькими каплями антифриза и плотно завернув это все в бумагу, чтобы тепло, выделяемое при окислении, сконцентрировалось в ограниченном объеме и воспламенило трут. Но у меня не было ни кремния, ни реактивов, и тем более у меня не было сейчас желания искать в лесу древесину нужной твердости и мастерить лучковую дрель, хотя это и не сложно.

Решение пришло в тот момент, когда я перебирал в уме все свое нехитрое имущество. Из тампонов я приготовил трут, насобирал растопки и дров и, вынув из девушкиных очков круглую и немного выпуклую линзу, попытался поджечь трут, сфокусировав на нем солнечные лучи. И естественно у меня ничего не получилось. Промучившись еще минут десять, я вспомнил школьные уроки физики, а также форму, которую должна иметь поджигающая, т.е. фокусирующая, линза. Обругав себя ослом, я принялся выковыривать из очков второе стеклышко, а закончив, соединил обе линзы выпуклыми сторонами наружу, заполнил промежуток между ними водой и аккуратно залепил всю конструкцию по краям глиной. Действовал я во многом интуитивно, но уже через семь минут у входа в пещерку весело потрескивал костерок, на котором не менее весело скворчала моя недавняя добыча.

Рыба оказалась отменной на вкус, хотя явно чувствовалось отсутствие соли и специй. Плотно поужинав, и бросив в костер большое полено, которое не даст ему погаснуть и будет тлеть все то время, пока я буду спать, я наконец разрешил себе отключиться. Засыпал я с мыслями и волнениями о моей семье, и о том, что было бы неплохо уметь обращать время вспять и иметь возможность исправить сделанное. Например, вовремя отказаться от полета в Египет, будь он неладен.

Глава 4. (день второй)

Я проспал почти двенадцать часов глубоким сном без сновидений, проснулся свежим и отдохнувшим и сладко потянулся. Лежа в приятной полудреме, я вдруг осознал, что кроме как от Бога помощи мне в этом мире ждать не от кого. Посему я решил, что было бы не плохо начинать свой день с молитвы и прочитал единственную которую знал — Отче наш. И почему люди вспоминают о Боге лишь когда случается что-то нехорошее? После, я решил обдумать свое теперешнее положение и составить план действий, исходя из тех немногочисленных фактов, которые мне были известны наверняка. Итак, прежде всего, я нахожусь в другом мире. В этом не было никаких сомнений, ибо я слишком хорошо знал свой, со всеми его животными, растениями, небесными телами и т.п., чтобы питать какие либо иллюзии по этому поводу. Возможно, я находился в параллельном измерении, может, вообще, в другой галактике, сути дела это не меняло. Каким образом я сюда попал, тоже пока особого значения не имело, но я не сомневался, что немаловажную роль в этом сыграла энергия молнии, а также скорость и высота полета лайнера, возможно, что-то еще. Поиском ответов на эти вопрос я решил заняться позже. А пока необходимо было решить насущные проблемы, не отвлекаясь от их решения ни на секунду. Прежде всего, мне было необходимо эффективное оружие для охоты и обороны, причем уверенность в этом увеличивалась с каждым новым услышанным мною криком, явно извещавшим о том, что поблизости явно кого-то едят. Так же было бы неплохо изучить окрестности – кто знает, возможно, тут обитают люди, или подобные им разумные существа, которые могли бы мне помочь. Кроме того, изучение окрестностей дало бы ответ на еще один, не дававший мне покоя вопрос о том, что кроме меня в этот мир могли попасть и другие люди с самолета, а, может, и весь самолет целиком. Мысль о том, что я не одинок в этом чужом, необычном мире согрела душу и пробудила во мне целый вулкан энергии и надежды. Пользуясь его силой, я быстренько составил план конкретных действий на ближайшие несколько дней.

Прежде всего, я решил сделать хороший запас воды и еды в пещерке, а также придумать способ надежно защитить это добро в мое отсутствие от незваных гостей – скорее всего, придется изготовить дверь. Одновременно с этим, я буду заниматься изготовлением оружия, и прежде всего – каменного топора. А если с его помощью мне посчастливится убить какое-нибудь животное, то из его кишок или сухожилий я смогу изготовить тетиву для лука, и получить гораздо более грозное и пригодное для охоты оружие. После всех необходимых приготовлений, я задумал совершить путешествие к возвышающейся километрах в тридцати западнее моего убежища горе, достаточно высокой, чтобы я смог осмотреть окрестности, и, возможно, найти следы деятельности разумных существ.

Итак, сначала я решил отправиться на запад, к группе скалистых холмов, где надеялся найти материалы для топора, огнива и, возможно, наконечников для стрел. Я последний раз потянулся, живо вскочил на ноги и вышел из своего укрытия. Вокруг царил предрассветный полумрак, приятно пахло свежестью и утренней росой. Стоп! Ведь я нахожусь в мире «вечного дня», здесь не может быть рассветов и полумрака! Я медленно, с опаской поднял глаза на небо и … замер в восхищении. Зрелище было настолько красивым насколько и невероятным, и вызывало такое умиление, что хотелось просто заплакать, покорившись его величию. Комок восторга застрял у меня в горле, неожиданно перехватило дыхание, и, чтобы сбросить наваждение, мне пришлось закрыть глаза и сесть на мягкую траву. Но уже через несколько секунд мне снова захотелось увидеть это чудо.

Я уверен, что любой человек, увидев такое впервые, был бы потрясен не меньше меня. Через все небо, строго с запада на восток, гигантской ковровой дорожкой с невероятным орнаментом, протянулась бурная небесная река. Словно сумасшедший художник, задумав нарисовать Млечный Путь, и вдохновленный на этот шаг земной радугой, использовал при этом все буйство доступных ему красок. Я был уверен, что это – космическое явление, так как много раз видел бледное его подобие на фотографиях туманностей и галактик. Тут были бурные горные потоки, несущие свои изумрудные воды сквозь черноту пространства, и огромные темно-синие океанские волны, оставлявшие после себя пенящийся след светящегося галактического газа, и огромные водовороты и завихрения, словно возникшие под действием урагана невиданной силы только лишь для того, чтобы создавая величественный фон для этой космической симфонии, окрашивать все это великолепие в интимные красные тона. В некоторых местах непрерывное полотно Потока прерывалось зияющими чернотой стремнинами, похожими на раны, которые может нанести цветущей девственной степи плуг землепашца. А примерно в центре угадывались размытые контуры солнечного диска, висящего на своем обычном месте и источавшего теплое золотистое сияние. Небесный Поток, по всей своей длине, был окружен ореолом света, освещавшим центральный участок небосклона, но чем дальше от него, тем темнее становилось небо, и примерно на полпути от небесной реки до горизонта, уже можно было разглядеть звезды, а у самой его линии, целые россыпи звезд уже соперничали по красоте с этим чудесным небесным явлением.

Наблюдая за этим феноменом, я заметил, что восточная часть неба стала светлеть, и вскоре понял почему. Дело в том, что Небесная Река плавно утекала в западном направлении, и уже не так плотно загораживала планету от солнечных лучей. Вскоре показался ее хвост, и вся картина стала напоминать огромную, причудливо раскрашенную змею, медленно заползающую в нору, расположенную где-то за горизонтом на западе. Звезды все блекли, и когда из-за кончика хвоста блеснули первые солнечные лучи, исчезли совсем. Зато стала видна вторая, «ночная», луна планеты, бросавшая вслед уползающей за горизонт змее отблески серебристо-бежевого сияния, в то время как на северо-востоке начинал восходить оранжевый «дневной» спутник.

Костер у входа в пещерку еле тлел, и я подбросил в него еще дров. После чего перекусил остатками рыбины, взял копье и бурдюк с водой и зашагал к виднеющимся километрах в пяти от меня скалам.

Я никогда не слышал о чем-либо подобном, но сейчас, немного придя в себя, принялся размышлять о природе этого явления. Было совершенно очевидно, что путь света к планете преграждало огромное, сильно вытянутое в длину, облако пыли и газа, которое под действием солнечных лучей начинало светиться всеми цветами радуги. Именно его окончание я видел вчера, когда первый раз осматривал чужое небо, в виде отблесков огромного костра на западе. Если придерживаться моей теории о том, что эта сторона планеты всегда повернута к солнцу (как следствие равенства скорости движения по орбите скорости вращения вокруг своей оси), то следовало признать, что облако это находилось примерно в плоскости эклиптики, т.е. двигалось вокруг местного солнца по параллельным с «моей» планетой орбитам, находящимся в одной плоскости, что и позволяло ему преграждать путь к планете солнечным лучам. Но какова его природа, почему это Облако не распределилось равномерно по всей орбите, образовав нечто наподобие «пояса астероидов» в Солнечной системе, почему движется с такой точной периодичностью? Эти, и многие другие вопросы пока оставались без ответа.

Кстати, исходя из моей теории «вечного дня», я мог, с известной долей уверенности, утверждать, что по высоте и месту стояния солнца над горизонтом можно приблизительно определить широту и долготу своего местоположения. На экваторе солнце бы стояло в наивысшей точке небосклона, а, например, на северном полюсе, едва бы выглядывало из-за его южной части. Если бы мы, находясь на экваторе, начали удаляться на запад, к предполагаемой границе света и тьмы, то местное светило двинулось бы в противоположном направлении, стремясь к восточной части небосклона. Также из моей теории следовало, что ось вращения планеты строго перпендикулярна плоскости эклиптики, что и делало возможным существование столь необычного мира. Я также определил, что псевдосутки тут длятся примерно 32 земных часа, 20 из которых приходятся на дневную их часть.

Поглощенный этими мыслями я быстро преодолел отделявшие меня от скалистых холмов километры, и примерно через час с небольшим уже лазил среди причудливого нагромождения камней на вершине одного из них. Вообще, глядя со стороны на эти природные образования, нельзя было с уверенностью утверждать, чем они являются на самом деле. Начиная от подножия, это были обычные, поросшие высокой травой холмы, но примерно на полпути к вершине, из их тел начинали прорезаться отдельные острые валуны, которые постепенно вытесняли траву, и, в конце-концов, формировали острую, лишенную всякой растительности скалистую вершину.

Я потратил несколько часов, прежде чем нашел то, что искал. Это был продолговатый плоский камень, примерно тридцати сантиметров в длину и двенадцати – в ширину. Другим камнем я обил оба его конца таким образом, чтобы получилось некое подобия лезвия. Оставалось найти подходящую для ручки палку, расщепить ее на двадцать пять – тридцать сантиметров и вставить в расщеп готовое лезвие. Я облюбовал длинную толстую ветку красноватого цвета, не без труда срезал ее, после чего и проделал все вышеозначенные операции. Топор у меня вышел неуклюжий, а незафиксированное лезвие очень плохо держалось в расщепе. И тут меня посетила одна из моих многочисленных муз. Я усмехнулся и снял свой широкий кожаный ремень, достал нож и аккуратно нарезал его на пять полосок, в два сантиметра шириной и почти в метр длиной. Причем среднюю полоску, на которой находились ременные дырочки, я не стал отделять от пряжки, что оставляло в моем распоряжении немного облегченную, по последней здешней моде, модель пояса. С помощью оставшихся четырех полосок я намертво стянул верхний и нижний концы расщепа и крест-накрест зафиксировал лезвие в ручке.

– Ну, это уже на что-то похоже – похвалил я сам себя, делая неуклюжие попытки размахивать моим новым оружием. Топор и впрямь получился довольно внушительным, он был почти с метр в длину и весил добрых пять килограмм. Мое настроение немного портило то, что кремния я так и не нашел, равно как и подходящих для стрел наконечников. Я, правда, пытался придать некоторым камням нужную форму, но кроме испорченных заготовок и боли в отбитом пальце не получил от этого ни каких дивидендов.

Солнце постепенно разогревало остывший за ночь воздух, хотя жарко не было. Средняя дневная температура примерно была равна 27 – 30 градусам по Цельсию, так что я чувствовал себя вполне комфортно, к тому же сейчас с востока дул достаточно сильный ветер. Но напряженная работа в течении последних нескольких часов и повышенная сила гравитации сделали свое дело, и я решил присесть и отдохнуть перед обратной дорогой. Я как раз допивал остатки воды из моей фляжки, когда услышал странный звук позади себя, как будто кто-то провел по камню острой полоской стали. Звук явно не предвещал ничего хорошего.

Я медленно повернулся, и мой взгляд встретился с красными, пылающими злобой и жаждой убийства, глазами очередного представителя местной фауны. Я почувствовал, как зашевелились волосы на моем затылке, а в кровь вылилась целая цистерна адреналина. С расстояния примерно десяти шагов, свирепо шипя и щелкая длинным и очень зубастым клювом, на меня взирала странная помесь индюка- переростка и птеродактиля высотой метра с полтора. Животное стояло на мускулистых, с характерным птичьим изгибом, ногах и ритмично раскачивалось из стороны в сторону, очевидно решая, какая часть моей нежной тушки представляет для него наибольший интерес с гастрономической точки зрения. Вытянутая голова с длинным острым клювом крепилась на сравнительно короткой толстой шее и уравновешивалась толстым хвостом, который сейчас стоял почти перпендикулярно земле – явный признак чего-то очень нехорошего. Естественно для меня. Все тело животного было покрыто чем-то, что в далеком прошлом было перьями, но сейчас превратились в некое подобие чешуи, блестевшей на солнце стальным цветом, и очевидно, очень прочной. Но чешуя покрывала лишь верхнюю часть тела, оставляя желтое брюхо и ребристое, как у змеи, горло незащищенными. Как и положено каждой порядочной птице, эта имела два облезлых крыла, кое-где облаченных все в ту же чешую, на каждом из которых, прямо из третьего сустава росло по одному перу. Точнее, это когда-то были перья, но теперь, очевидно в результате длительной эволюции, затвердев и вытянувшись в длину, представляли собой два прочных и очень острых лезвия, которыми животное царапало камни и издавало леденящий душу звук. Так обычно делают индюки, когда хотят прогнать кого-нибудь со своей территории.

Меня не раз выручало мое хладнокровие. Слава Богу, не изменило оно мне и теперь.

– Птеррраньяяяя! – довольно заорала птица, очевидно остановив свой выбор на моей сочной филейной части, и, предвкушая изысканный обед, направилась ко мне, грузно переваливаясь из стороны в сторону.

Время вообще удивительная штука. Иногда оно неудержимо бежит вперед, не оставляя и секунды, чтобы обернуться на пройденное, а временами, обычно – в критических ситуациях, просто замирает на месте, давая шанс хорошенько обдумать происходящее и выбрать единственно правильную модель действий. За те несколько секунд, в течении которых птица сделала пару шагов, я успел составить подробный план действий, под гордым названием «укрощение строптивой», а также вспомнить большую часть своей жизни и улыбку одной моей знакомой – заядлой театралки и большого знатока всего изящного и прекрасного.

– Птерранья! – перекривил я птицу и, схватив топор, побежал к стоящему неподалеку большому плоскому камню, достигавшего в высоту почти полутора метров. Мое копье осталось лежать неподалеку. Птица настигла меня возле самого камня и с быстротой молнии взмахнула своими страшными лезвиями, которые наверняка бы изрезали меня на куски, но я успел в последний момент запрыгнуть на камень. Ну что же, сейчас было самое время доказать этой индейке, что даже хомяк, если его загнать в угол, встает на задние лапки и показывает маленькие зубки. После секундного раздумья, птица присела и прыгнула за мной, на что, собственно, я и рассчитывал. Она еще находилась в полете, широко раздвинув для равновесия крылья, когда я занес топор, и что есть силы перетянул бестию по голове. Такой удар мог бы вышибить дух из бегемота, однако птица и не собиралась умирать. Упав сначала на землю, она все же нашла в себе силы подняться, но теперь не спешила прыгать за мной, а лишь пронзительно кричала, очевидно, призывая подмогу. Стоя на камне я увидел, как от соседнего холма отделилось несколько точек и стали быстро приближаться ко мне. Я не сомневался, что это были ее сородичи, но они были еще достаточно далеко, так что небольшие шансы у меня все же были.

– Ябеда! – Обижено сказал я караулившей меня птице, запустил в нее топором, и, неожиданно спрыгнув с камня, побежал к валяющемуся неподалеку копью. Неуклюже ковыляя и пошатываясь, птица ринулась за мной. Теперь она бежала гораздо медленнее, и, прежде чем она настигла меня, я успел поднять копье и обернуться. И вовремя! Потому как животное, находилось на расстоянии нескольких шагов, а лезвия его крыльев уже были занесены для решающего удара. Единственным моим оружием в данной ситуации была неожиданность, чем я и воспользовался. Вместо того чтобы увернуться или бежать дальше, я прыгнул в ее сторону, исполнив классический футбольный «подкат». Лезвия просвистели над моей головой, и птица, не успев остановиться, со всего размаху напорослась на выставленное вперед копье. Я счастливо избежал ударов сильных когтистых лап, отполз в сторону, и не без удовольствия наблюдал за последними секундами жизни поверженного хищника.

– Птееррраньяяяя, – в последний раз крякнула птица и испустила дух.

– Ну что же, птеранья так птеранья, было приятно познакомиться – сказал я, осматриваясь по сторонам. Ее сородичи были еще далеко, и я решил получить заслуженные трофеи. Через пару минут в моем активе были оба лезвия, которые я с немалым трудом выломал из основания крыльев, а также мясистый окорок, призванный компенсировать мои физические и моральные затраты. Я подобрал свое оружие и резво направился на восток, по направлению к моей пещерке.

Через полчаса я остановился, чтобы отдохнуть и оценить обстановку. Сородичи птераньи уже достигли холма, и теперь рыскали в его окрестностях, очевидно отыскивая ответственных за преждевременный уход товарки из жизни. Неожиданно, самое крупное животное, по всей видимости, местный авторитет, взяло след и грозным криком возвестило о начале охоты, роль дичи в которой, по всей видимости, отводилась вашему покорному слуге. Вся стая встрепенулась, и свирепо топорща хвосты, направилась в мою сторону.

Пытаясь отдышаться, я бросил взгляд на окорок. Из него все еще продолжала сочиться кровь. Да, давно я не совершал таких глупостей! Ну да ладно, я все еще не собирался отдавать добытый такими трудами ужин. Я посмотрел под ноги и увидел, что стою на сравнительно сухой траве, доходящей мне до колен и покрывающей большую часть расстояния между холмами. Ветер по-прежнему дул с востока, а до хищников было еще добрых два – два с половиной километра.

– А вот и решение! Сегодня в меню – стайка жареных птераней в собственном соку!

С этими словами я быстро нарвал охапку сухой травы и принялся зажигать ее при помощи лупы. Вскоре от пылающего стожка занялась трава, сильный восточный ветер быстро раздул огонь и погнал стену пламени в сторону приближающихся хищников. В то время как я, не теряя времени, схватил свои трофеи и из последних сил побежал в сторону своего убежища.

Я позволил себе обернуться лишь один раз, чтобы удостовериться, что за мной нет погони. Очевидно, я надолго отбил птераньям охоту крутиться в здешних окрестностях. По крайней мере, я очень на это надеялся.

Едва я добрался до своей пещерки, как без сил повалился на травяной тюфяк. Я был слишком вымотан недавними событиями, все тело ломило от усталости, конечности не слушались, и вдобавок, меня трясло от переизбытка адреналина. Хотелось просто упасть и не двигаться, чем я с удовольствием и занялся, хотя заснуть почему-то не получалось.

Глава пятая.

Спустя несколько часов я решил, что отдохнул достаточно, и вылез из своего убежища, которое про себя называл норкой. Судя по положению дневной луны, до вечера оставалось еще часов пять – шесть, которые я решил использовать с толком для дела.

Прежде всего, я решил окончательно закрыть вопрос с водой. Для этого я направился к «бамбуковой» роще, выбрал подходящий толстый ствол и, после получасовых мучений, повалил его на землю. С помощью топора, клиньев и маленькой пилы, встроенной в мой складной нож, я отделил две большие секции от ствола. Они, как вы помните, были пустотелыми, и один их конец был перекрыт перегородкой. В общем, у меня получилось два ведра, литров на семь каждое. Ручки я сплел из длинных тонких ветвей растения, поразительно похожего на распространенную в средних широтах Земли «плакучую» иву, а на роль коромысла сгодилась длинная, изогнутая в дугу ветка. Также я нашел две соответствующие секции, которые в будущем пригодятся для изготовления ножен для моих мечей.

После этого, я отправился к лесному озеру, и через два часа, не встретив по пути ничего интересного, усталый, но жутко довольный собой, уже отдыхал у костра возле пещерки, а сзади меня стояло два полных ведра воды. Кроме того, мне удалось добыть несколько крупных рыбин на мелководье. Так что теперь настало самое время начинать заготавливать пищу впрок. Во-первых, мне нужен был провиант для намеченного похода к высокой горе, которую я, по понятным причинам, окрестил «Пик надежды». А во-вторых, НЗ был нужен на тот случай, если я, по каким-нибудь причинам, не смогу охотиться, например, из-за непогоды или ранения.

Пищу, конечно, можно было бы подготовить к хранению естественным путем – завяливая на солнце или ветру. Но на Земле, в оставленном на пару дней на улице мясе почти наверняка заводятся личинки всякой мерзости, а я понятия не имел о местном мире насекомых и решил не рисковать. После недолгих размышлений я остановился на методе копчения, который использовали североамериканские индейцы. Для этого они нарезали мясо поперек волокон тонкими (около одного сантиметра) полосками. Затем на треножник ставили специальную палатку – типи. Внутрь помещали сделанную из ветвей подставку для копчения, на которую и выкладывали мясо. После чего, под подставкой разводился костер, в который постепенно подбрасывали сырые ветки и листья, для получения дыма. При этом не использовались ветви деревьев смолистых пород, так как их едкий дым портил вкус мяса. Палатка была нужна для того, чтобы дым быстро не расходился, а мясо коптили до тех пор, пока оно не становилось ломким.

Я неплохо отдохнул днем, так что, не откладывая дела в долгий ящик, принялся сооружать коптильню. Так как палатки у меня не было, мне пришлось нарезать жердей и построить шалаш, плотно накрыв его свежими ветками, а подставку для копчения я соорудил из плотно переплетенных друг с другом гибких ветвей, поместив ее на метровой высоте над костром. Потом я отделил мясо от длинной кости, нарезал его ломтиками, а саму кость отложил про запас – возможно, и ей найдется применение. Рыбу я выпотрошил и промыл в ручье, так что сейчас оставалось только лишь отрезать голову и хвост и распластать тушку, зафиксировав ее в таком положении с помощью острой палочки-распорки.

Покончив с приготовлениями, я разложил мясо на подставке, и подготовил к розжигу небольшой костер, а также приметил дерево с очень душистыми листьями, росшее кустом и напоминавшее земную липу. Занятый этим делом я и не заметил, как начало темнеть. Небесная река, искрясь и переливаясь в солнечных лучах, уже почти подобралась к светилу, чтобы скрыть его на следующие 12 часов. А еще через некоторое время, как-то в один миг сгустились сумерки.

Я был на ногах почти двадцать часов, и хотя у меня и был небольшой дневной отдых, сейчас я чувствовал себя разбитым и уставшим. Самое время было отправляться спать, что я и сделал, предварительно распалив два больших костра – один возле входа в пещерку, а другой – возле коптильни. Остатки адреналиновой бури у меня в крови некоторое время не давали мне уснуть, и я вдруг осознал, как мне все-таки повезло сегодня. Ведь, судя по скорости передвижения и повадкам, птераньи вполне могли быть падальщиками. Мне вдруг вспомнился варан – самая большая из земных ящериц. Один из видов этих гигантских рептилий, живущий на острове Комодо, может достигать веса свыше 160 килограмм и иметь длину до пяти с половиной метров. Даже неглубокий укус этого животного волне может привести к смерти, так как у него на зубах находятся остатки гниющего мяса, кишащего всевозможными бактериями, что, в большинстве случаев, обеспечивает пострадавшему серьезное заражение крови. Тем более это было актуально здесь – ведь моя иммунная система и понятия не имела о здешних бактериях и вирусах. С подобной проблемой однажды столкнулись коренные жители Нового Света, после открытия его Колумбом. Вирусы, завезенные пришельцами, легко справлялись с неподготовленным иммунитетом индейцев и бедняги умирали от болезней, которые у европейцев вызывали лишь легкое недомогание. Меня внутренне передернуло, и я решил впредь быть осторожнее.

Постепенно сон одолевал меня, и я был рад тому, что так устал. Но заснуть все еще не удавалось, и вдруг, без объявления войны и предупредительных выстрелов на меня напали. Прорвав надежную защиту из сиюминутных дневных забот в тихую гавань моей души, ворвались волны одиночества и отчаяния, окатив меня липкими теплыми брызгами жалости и эгоизма.

За что? Зачем я здесь?! Может, на этой планете больше нет ни одного разумного существа, и мне предстоит всю жизнь провести в одиночестве?! Почему именно я?! Эти, и подобные им вопросы, чуть не подвели меня к той черте, за которой существует лишь полная апатия к жизни и желание умереть, свернувшись калачиком на мокрой от слез подстилке.

Мне нужно было защищаться! И, как ни странно, меня спасла гордость. Нет, не та черная гордость, вечная спутница власти, которая калечит и уничтожает когда-то прекрасные людские души. Это была гордость за своих родителей и предков, честь принадлежать к их роду. Да, я здесь и этого не изменить, но в любой ситуации я не должен забывать кто я и откуда и, независимо от обстоятельств, я буду вести себя так, чтобы они могли мною гордиться. К тому же, уж если Судьба (или Господь — как хотите) поставил меня в такую ситуацию, то несомненно она для меня каким-то непостижимым образом полезна, и уж конечно, не безвыходна. Как говорят — Бог не выдаст — свинья не съест. Не знаю, поймете ли вы меня, но мои чувства были совершенно искренними, и подсознательно я нашел, возможно, единственный источник, откуда человек в моем положении может черпать душевные силы.

Но, тем не менее, страх не отступил. Он был тут, рядом, почти осязаемый и более чем реальный. Хотя, может это и к лучшему. Не боится лишь глупец или душевно больной, и вообще, страх – не такое уж и плохое чувство. Он обостряет наши рефлексы, отрезвляет умы, мобилизует внутренние резервы – эта мудрость стара как мир, но для этого необходимо было научиться им управлять. А учусь я быстро. Я был благодарен своему страху, и … простил его.

Ведь дело не в страхе, а в том, что мне не было за него стыдно. Нет! Я не сетовал на судьбу, не жалел себя и не боялся умереть, но так как человек – существо социальное, то страх одиночества и неопределенности вполне можно было себе и простить. И вообще, я не столько беспокоился за себя, сколько за свою семью. Как они там, все ли у них в порядке, как они восприняли известие о моей гибели? Эти, и многие другие вопросы постоянно крутились в голове, и чего бы я только не отдал, чтобы послать им весточку! Я постепенно успокаивался, жалость к себе и отчаяние уступили место холодной решимости, и тут я понял, что выиграл, быть может, самую главную битву – битву с самим собой.

Глава шестая (день третий).

Я проспал почти двенадцать часов и проснулся в прекрасном расположении духа. Я был полон решимости пройти весь путь до конца, какие бы опасности не подготовила для меня судьба. И, честно говоря, мне самому было интересно, чем это все закончиться. На улице было уже светло, приятно пахло утренней росой, а длинный хвост небесной змеи уже почти скрылся за западным краем горизонта, бросая бледные блики на стоящие вдалеке горы.

С самого утра я заняться копчением мяса. У меня все было готово, и оставалось только разжечь небольшой костер и периодически подбрасывать в него ароматные листья для дыма. А пока мясо коптилось, я нарезал длинных гибких прутьев и несколько прочных прямых веток, и принялся мастерить рюкзак. Вбив прочные ветки в землю, и сформировав, таким образом, контуры будущей сумки, я начал плотно оплетать их тонкими прутьями, стараясь делать как можно больше «стежков», чтобы прутья, зацепляясь друг с другом как можно более прочно скрепляли конструкцию. В итоге, у меня получился неуклюжий короб, высотой чуть больше полуметра, причем его задняя стенка была немного вогнутой – для удобства переноски на спине. Дно получилось еще более несуразным и грубым, но я требовал от рюкзака не эстетического наслаждения, а функциональности, а по сему был вполне удовлетворен результатом.

После напряженной работы, я решил пройтись и размяться. Кристально чистый воздух был наполнен приторным благоуханием различных растений, а, подувший со стороны леса тихий ветерок принес такую свежесть, что, казалось, им можно вдоволь напиться. Очевидно, где-то недалеко прошел сильный ливень.

Обходя свои владения, я обратил внимание на большой камень, недавно скатившийся со скалистой вершины и при падении сорвавший верхний слой почвы. Я заглянул внутрь ямы и увидел, что ее дно состоит из ярко-коричневой глины. Это было большой удачей, ведь теперь я мог изготовить необходимую мне утварь. Если бы у меня была гашеная известь и немного кварца, я бы замесил настоящий гончарный раствор. Но у меня не было ни того, ни другого, да к тому же существовали более важные дела, так что я решил отложить изготовление посуды на потом.

Неожиданно мое внимание привлекла длинная фиолетовая сосулька мха, свисавшая с большого, одиноко стоящего дерева. Я никогда не задумывался о том, как она устроена, но сейчас, заинтересовавшись, поспешил удовлетворить свое любопытство. Как оказалось, по своей структуре сосулька больше всего походила на початок кукурузы, но внешне разительно от него отличалась. Плотно уложенные мохнатые зерна мха, похожие на длинные морковки, тонкими концами крепились к центральному стволу, который при ближайшем рассмотрении оказался длинной, прочной и очень гибкой нитью. Я скручивал ее, мял, заворачивал вокруг своей оси, но так и не смог ее разорвать. Было очевидно, что если она, при высыхании, не потеряет своих свойств, то в моем распоряжении окажется превосходный материал. Я начистил себе несколько таких растительных веревок, и довольный собой направился к пещерке, спеша осуществить еще одну свою идею.

Я задумал приделать к лезвиям птераньи ручки. На нижний, толстый, конец клинка, я намотал принесенные с собой моховые веревки, сделав достаточно большое количество витков, и получил мягкую и удобную ручку. Затем, выбрав подходящие «бамбуковые» заготовки и пробив их внутренние перегородки, смастерил ножны для моих мечей.

Прошло несколько часов, а мясо все еще не было готово, так что у меня было время заняться осуществлением своей старой мечты. И правда, кто из нас в детстве не мечтал метко стрелять из большого индейского лука? В поисках подходящей палки, я почти час переходил от одной группки деревьев к другой и не заметил, как дошел до леса. За это время я нашел более тридцати заготовок для стрел – прямые прочные палки примерно сантиметров по семьдесят в длину. Наконец мне повезло. Палка была красноватого цвета, немного длиннее метра, и, что самое главное, ее диаметр, равный приблизительно трем – четырем сантиметрам, оставался постоянным по всей длине, что позволит ей сгибаться более равномерно.

На обратном пути я зашел в «бамбуковую рощу», и, выбрав подходящие по длине и ширине секции растения, выломал две заготовки, одну для колчана, а из другой я задумал сделать совок – я планировал выкопать ловчую яму на одной из троп, ведущих к водопою.

Придя к пещерке, я обнаружил, что коптящееся мясо стало ломким, и уже было практически готово. Для надежности я подержал его еще полчаса в дыму, а потом снял и аккуратно сложил в корзину, завернув в широкие разлапистые листья. Так как прошло уже почти полдня, я решил, что пришла пора пообедать и отдохнуть. В сегодняшнем меню была жареная на вертеле рыба, копченые в душистом дыму части окорока птераньи, которые, несмотря на жестковатость, имели превосходный вкус, и чистейшая минеральная вода из моего личного источника. Не хватало только выдержанного вина, и хорошей сигары. Тут надо признаться, что хоть я и не курю, но иногда не отказываю себе в удовольствии подымить хорошей ароматной сигарой. Сытно пообедав, я с комфортом устроился в прохладной пещерке, и впал в приятную послеобеденную дрему.

По прошествии нескольких часов, я, отдохнувший и гуттаперчевый, выполз на свет Божий и сладко потянулся. Сонная леность еще не совсем отступила, а потому коварно пробуждала во мне желание немного поваляться на солнышке. Возможно, я бы и уступил этой минутной слабости, но у меня было много работы, а речь, между прочим, шла о выживании моей драгоценной персоны. Хотя, лишние пять минут… Я со снисходительной улыбкой наблюдал за этой мышиной возней у меня в душе, и, когда она мне наскучила, приказал всем заткнуться.

Для начала я подготовил лук к сушке, придав ему необходимую форму. Я разметил заготовку на три равные части. Среднюю я оставил без изменений, а две крайние принялся аккуратно счесывать, стараясь делать это максимально симметрично, чтобы при натягивании тетивы лук не скручивался, причем, чем дальше от средней части заготовки – тем больше был слой снятой мною древесины. Внешнюю же часть, то есть, выпуклую сторону дуги, я оставил без изменений. Этим способом изготовления лука пользовались еще в раннем средневековье английские и французские оружейники. Правда, английские луки были гораздо длиннее моего, но я с этим смирился, ибо был парнем беззлобным и не завистливым. Когда все приготовления были закончены, я приступил к сушке заготовки, используя мою коптильню под которой я разжег медленно горящий костер. Сушка будет продолжаться несколько дней, в течении которых я рассчитывал найти материал для тетивы и оперения стрел.

Яркая оранжевая луна катилась к закату, и наступало время, которого я с одинаковой силой и ждал и боялся. Как известно, раннее утро и поздний вечер – лучшее время для охоты, ибо именно в эти часы животные перемещаются между местами кормежки, ночлега и водопоя. А боялся я потому, что слишком хорошо понимал опасности охоты, пусть даже на безобидную с виду дичь, а незнакомые флора и фауна возводили этот риск в квадрат. Конечно, можно было бы прокормиться и рыбой, вырыть ловчую яму, наставить силков, но первобытные инстинкты охотника, получавшего удовольствие от риска и опасности, предвкушение нелегкой, заслуженной победы и ожидание адреналинового душа, успешно одержали верх над инстинктами, взлелеянными городской жизнью в современном обществе. Такой уж я человек. Я жить не могу без опасности, я получаю от нее ни с чем не сравнимое и многим непонятное удовольствие.

– И все-таки я романтик, – пронеслось в голове, когда я поднимал с земли один из своих мечей, и придирчиво рассматривал его лезвие. Немного поколебавшись я все же решил оставить его дома. На охоте меч бесполезен — тут больше пригодятся копье, или рогатина с упором. Такая, с которой славяне ходили на медведя. Ведь остановить атакующее животное мечом, даже если бы мне посчастливилось нанести с первого удара серьезную рану, было невероятно сложно. А вот встретить атакующего хищника острым, упертым другим концом в землю копьем — это в самый раз. Так что, прихватив с собой копье и топор, я отправился в лес, навстречу феерическому фонтану красок Небесного потока, который уже почти подобрался к светилу. Погода стояла тихая и безветренная, и, лишь время от времени, сгущающиеся сумерки разрывались пронзительными трелями неведомых мне животных.

Весь план охоты был продуман заранее, и я быстро нашел нужное дерево. Одна из его толстых широких ветвей нависала прямо над звериной тропой, ведущей к водопою. Расстояние до земли было немногим больше двух метров. Я оставил копье возле дерева, взобрался на ветку, и, приготовив топор, принялся ждать. Ветер дул в мою сторону, так что по запаху, идущее на водопой животное, меня бы не заметило. Я распластался на ветке и приготовился к прыжку. Теперь оставалось только ждать.

Через двадцать минут это занятие мне уже начало надоедать. За все это время по тропе пробежала лишь пара самохрюков, но первый раз я замешкался, а второй экземпляр показался мне слишком маленьким. Нет, харчами я не перебирал, просто слишком велик был риск промазать в сумерках мимо его жирного тельца. Приятный вечерний холодок пробегал по моей коже, остывающая земля насыщала воздух запахами сухой лесной подстилки и хвои, а ночные птицы уже начинали свой традиционный концерт. За те несколько дней, которые я провел на лоне природы, мобилизовались все мои чувства, обострились зрение и слух, улучшилось обоняние. С этим явлением хорошо знакомы дачники и туристы, которые на несколько дней выезжают за город. Ну что ж, это явно было мне на руку.

Неожиданно меня посетила мысль о том, что природа, по своей сути, – нейтральна. Научись использовать ее дары в своих нуждах, но не злоупотребляй ее терпением, если не можешь полюбить, то хотя бы уважай ее, и она отплатит тебе сторицей, дав почувствовать красоту жизни в гармонии. А современная цивилизация душит в нас инстинкты, которые спокон веку позволяли продолжаться человеческому роду. Среди них, например, и инстинкт охотника, победителя, который, будучи неудовлетворенным естественным путем, проявляется в извращенном виде карьеризма, хулиганства, преступности и цинизма. Здоровое стремление быть лучшим в стае превратилось в низменное желание выделяться роскошью, положением, славой и властью. Все эти мутации человеческого общества породили огромное количество условностей, разделивших и обособивших людей. Человек – человеку больше не друг, и наиболее показательно это иллюстрируют поговорки нашего времени, например: «хочешь потерять друга – займитесь общим бизнесом»…

Все это ведет не только к моральной, но и к физической деградации. Женщина, споткнувшись на ровном месте, ломает себе руку. Да еще лет триста назад это было бы немыслимо. Если тенденция продолжиться, то вся цивилизация окажется на краю гибели, через физическое и духовное вырождение.

Все живое это чувствует, и спасается как может. Кошки и собаки, ради очередной порции адреналина, перебегают в последний момент дорогу перед машиной, вороны без причины нападают на людей, а сами люди творят бессмысленно жестокие вещи, убивая животных для развлечения и получая удовольствие от уничтожения себе подобных, как морального, так и физического. Правда, всему этому есть разумные альтернативы. Например, спорт, туризм, альпинизм, дайвинг, серфинг и т.п. И не играет роли, как это называется, важно лишь то, что эти занятия позволяют удовлетворить древние человеческие инстинкты без особого вреда для окружающих, дают возможность почувствовать себя в гармонии с природой.

Тут надо сказать, что хоть моя голова и была занята этими невеселыми мыслями, все мои органы чувств были предельно сосредоточены. Внимательно осматривая тропу, я обратил внимание на странное растение, на длинных, вьющихся по земле вдоль тропы стеблях которого росло несколько любопытных плодов. Они были ярко-красного цвета и по форме походили на большие дыни, только вот кожура у них была какая-то кожистая.

Наконец мне повезло. По дорожке, в сторону дерева, пыхтя и покряхтывая, двигалось большое четвероногое животное, большую часть головы которого занимал огромный круглый глаз. Он был выпуклый, и, начинаясь от переносицы, заканчивался где-то в районе короткой мощной шеи. В верхней части длинной лопатообразной морды, непосредственно перед началом глаза, находился небольшой хобот, который, казалось, жил своей собственной независимой жизнью, непрерывно мотаясь из стороны в сторону и жадно вдыхая вечерний воздух. В длину животное достигало полутора метров, но было необычайно толстое и неповоротливое, короткая шерсть была раскрашена в насыщенный серо-бурый цвет, и в общих чертах напоминала одеяние гаишника, вышедшего на ежедневную «спецоперацию» по пополнению семейного бюджета. Животное, по всей видимости, большую часть жизни проводило в воде, выставляя наружу лишь единственный глаз, огромный зрачок которого был сейчас направлен вперед, внимательно осматривая дорогу.

Животное приближалось, и через некоторое время оказалось прямо под веткой, на которой я устроил засаду. Все колебания и сомнения остались где-то позади. Я внутренне собрался, еще раз просчитал в уме траекторию своего падения и резко взвился в прыжке. Летя вниз, я метил топором в огромный глаз животного, справедливо считая, что это – его самое уязвимое место. Но я в очередной раз ошибся, и пенять мог только на себя. А ведь логично же, что раз глаз единственный, то и защищен он должен быть соответственно.

Я достиг своей цели, но мой топор с резким звоном отскочил от глаза и вырвался из рук, а сам я пребольно подвернул ногу и, растянувшись перед моей несостоявшейся добычей, принялся быстро отползать в сторону. Скорее всего, орган зрения животного был, как колпаком, накрыт слоем прозрачного кератина – этого прочнейшего белка, из которых состоят рога и копыта земных животных.

Животное, не ожидавшее атаки, видимо получившее сильное сотрясение мозга. Но, тем не менее сообразило, кто являлся причиной его столь болезненных ощущений. Подняв вверх маленький хобот и невыразительно крякнув, вся эта туша понеслась на меня, выставив из плоской нижней челюсти два длинных лопатообразных зуба. Двигалось оно достаточно быстро, но вместе с тем, как то неуклюже и я решил этим воспользоваться.

С трудом поднявшись на ноги, я подобрал свое «бамбуковое» копье, и в тот момент, когда животное уже было готово проткнуть меня, резко отпрыгнул в сторону, одновременно нанеся колющий удар, который оставил на толстой шее зверя длинный порез. К сожалению, я не успел упереть нижний конец копья в землю, а по сему — битва продолжалась. Животное, не ожидавшее от меня такой прыти, попыталось резко изменить направление своего движения, но, споткнувшись о выступающий из земли корень, не смогло сохранить равновесие и упало. Инерция его движения была столь велика, что упав, зверь продолжал кубарем катиться в направлении интересного кожистого растения, недавно замеченного мной. Я бросился вслед, стремясь, пока он не встал, прикончить его. Животное же всеми силами старалось избежать контакта с растением и потеряло за этим занятием драгоценные секунды. Правда, ему это удалось, но заодно, дало мне возможность догнать его и воткнуть копье под толстую переднюю лапу. Несчастное животное само приблизило свой конец — вместо того, чтобы броситься в сторону и соскочить с острия, зверь попытался вскочить и побежать на меня. Эта инициатива закончилась вполне логичной встречей копья с каким-то жизненно важным органом внутри грудной клетки животного. Невероятно гордый собой, я присел, чтобы отдышаться. Но долго отдыхать мне не дали.

Позади себя я услышал знакомый скребущий звук, от которого мое сердце провалилось где-то в район левой пятки. Выхватывая копье я резко вскочил и обернулся. Предчувствия меня не обманули. Из-за деревьев, метрах в двадцати от меня, неуклюже вышла птеранья. Она была гораздо больше той, которую я убил в холмах, а длинные лезвия просто волочились по земле, издавая хорошо знакомое мне пошкрябывание. Честное слово, будь моя воля, я бы оставил свою добычу этой хищнице, но, обернувшись, чтобы бежать, увидел ее товарку, степенно и неуклонно двигающуюся ко мне с другой стороны. Я понял, что неравный бой неизбежен, когда услышал хруст и потрескивание с двух остальных сторон. Они меня окружили!

Глава 7.

Думай Макс, думай! Ведь не бывает же безвыходных ситуаций. Птицы медленно приближались, победоносно шипя. Может залезть на дерево? Нет, уже не успею. Мне вдруг показалось, что одна из птераней мне нагло подмигнула.

И тут мой взгляд упал на кожистую дыню, находящуюся рядом с моей ногой. Лучик надежды блеснул у меня внутри, когда я вспомнил, с каким старанием «одноглаз» пытался избежать контакта с ней. Я медленно переложил копье в левую руку, нагнулся и сорвал самый маленький плод, размером с теннисный мяч. Он был шершавым и теплым на ощупь. С расстояния трех метров, даже с моей знаменитой ловкостью, промахнуться довольно тяжело. И я не подкачал. Красный шарик врезался в могучую птичью грудь и с хлюпаньем вывернул на нее все свое содержимое. Птеранья удивленно посмотрела на меня, потом на грудь, и не издав ни единого звука, упала, забившись в конвульсиях. Странным было то, что хотя клюв хищницы широко открывался, она не издала ни звука. Через несколько секунд все было кончено.

Оставшиеся животные, видя, что случилось с их соплеменницей, замерли в нерешительности. Это дало мне время чтобы аккуратно, стараясь не повредить нежную кожуру, сорвать еще два кожистых шарика, и запустить их в птиц. После моего артобстрела в живых осталась всего одна птеранья, которая, видимо потрясенная смертью товарок, решила идти до конца. С диким шипением она бросилась вперед, и я понял, что чтобы сорвать очередную «дыньку» у меня просто не хватит времени.

Не раз выручавшее меня подсознание не подкачало и теперь. Сперва я резко перехватил копье в правую руку и погрузил его лезвие в самый большой ядовитый плод, после чего присел и с быстротой молнии выбросил вперед руку. Я услышал свист, с которым оба лезвия птераньи перекрестились у меня над головой, и резко отпрыгнул в сторону, избегая повторной атаки. Последнее оказалось лишним, так как мой удар достиг цели, и быстродействующий яд моментально попал в организм через глубокую рану на груди. Да, несомненно, это был яд, причем, судя по всему, нервнопаралитического действия. Очевидно, проникая даже через поры кожи, он вызывал резкие сбои в системе дыхания, приводившие к спазму мышц гортани и удушью. Я молча посмотрел на растение, которое спасло мне жизнь и окрестил его про себя «ядоносом».

Я был настолько вымотан и опустошен, что практически не помнил, как добрался до пещерки. Тушу «одноглаза» я дотащил на импровизированных носилках-волокушах, сооруженных из двух длинных жердей, один конец которых волочился по земле, в то время как другой покоился на моих плечах. А перед тем как отключиться, я развел большой костер, на растопку которого пошла и коптильня, с целью предотвращения неожиданных визитов к моей заслуженной добычи.

Следующие несколько дней были полностью посвящены приготовлениям к походу. Туша «одноглаза» почти целиком пошла в дело. Мясо я закоптил, перетопленный жир пошел на смазку лука, – для большей гибкости, и моего тела, – для того, чтобы его запах не смущал потенциальных жертв во время охоты, а из острых костей получились прекрасные наконечники для стрел. Длинные тонкие кишки я тщательно зачистил и обезжирил с помощью косметического мыла. После чего, подвесив на подходящей ветке, к их нижнему концу привязал камни, сильно закрутил вокруг своей оси и зафиксировал в таком состоянии. Высохнув, они представляли собой сносный материал для ниток и тетивы. Хотя я предпочитал пользоваться растительными нитями, которые добывал, счищая верхний слой мха с фиолетовых сосулек. Шкуру «одноглаза» я тщательно выскреб тонким острым камнем, и, обезжирив, сшил из нее плащ-палатку, используя в качестве ниток все те же кишки. Материала хватило и на небольшую сумку для дичи. Примечательно, что под основной шкурой животного находился слой прозрачной кожи, толщиной в целый сантиметр. Не знаю, для каких он служил целей, но соответствующим образом обработанный, он приобрел свойства обычной кожи и мог пригодиться в качестве одеяла или подстилки.

Я потратил несколько дней на заготовление мяса, сооружение надежной «бамбуковой решетки», закрывшей дверь в пещерку и на изготовление глиняной посуды, в основном – фляг, так как мне необходимо было взять с собой достаточный запас воды. Еще два дня занял обжиг получившихся емкостей. В конце этого достаточно трудоемкого процесса меня постигло разочарование — посуда получилась не просто ломкой и очень хрупкой, она еще не держала воду, так что использовать ее в каких бы то ни было практических целях было совершенно невозможно. Надо ли говорить, что все это время я постоянно занимался физическими упражнениями, набирая оптимальную форму, а так же, не переставая, тренировался в стрельбе из лука и достиг в этом деле неплохих результатов. Ну и что что лук получился несколько кривоватым. Ну и что, что дальность прицельного выстрела составляла немногим более двух десятков шагов. Зато с десяток лучших моих стрел и один из мечей, были теперь смазаны сильнодействующим ядом, который я с осторожно добыл из красного кожистого «ядоноса».

В скором времени снаряжение было готово и проверено, достаточные запасы еды аккуратно уложены в корзину, а в бамбуковых флягах плескалось около пятнадцати литров свежей воды. Но я постоянно оттягивал начало похода, постоянно придумывая какие-то мелкие, несущественные дела. Например, я смастерил удобные спаренные ножны для моих мечей, которые теперь висели у меня за спиной на широких кожаных ремнях, а также сшил кожаный колчан для лука и стрел, обтянув легкий «бамбуковый» каркас прочной кожей «самохрюка».

Но в скором времени наступило прозрение – я просто тянул время. Слишком многое в моей судьбе зависело от успеха разведывательной операции, и я подсознательно боялся получить ее результаты, особенно, если они окажутся неутешительными. Но я был не из тех людей, которые согласны жить в мире иллюзий, закрывая глаза на правду, даже если она и беспощадна. Так что, несмотря на некоторые колебания, я назначил дату отправления на утро следующего дня. Символично то, что это был тринадцатый день моего пребывания в этом странном и загадочном мире. Спать я лег пораньше, так как планировал выступить еще до рассвета.

Меня немного удивляло то, как быстро я приспособился к здешним условиям. Явно большая, хоть и не намного, чем на Земле, сила тяжести не доставляла мне никаких хлопот, а биоритмы, как-то в один момент, перестроились на новую, почти в полтора раза большую, продолжительность суток. Мне теперь ничего не стоило активно бодрствовать более двадцати часов, спать одиннадцать – двенадцать, и вставать свежим и отдохнувшим. Неожиданно я вспомнил опыты спелеологов, из которых следовало, что при долгом пребывании под землей биоритмы людей перестраиваются на другой суточный цикл – то ли 32, то ли 36 часов – я точно не помнил. Ученые связывали это явление с отрывом от земной поверхности и от Солнца, и утверждали, что такой цикл – наиболее естественен для человека.

Проснулся я бодрым и отдохнувшим и легко позавтракал жареной рыбой, которую я теперь приправлял душистыми травами. Так как тело – тоже емкость, я выпил литра полтора воды, это позволит мне не пить ближайшие полдня, и сэкономит тот запас, который я нес с собой в глиняных флягах. После чего я надел корзину-рюкзак на плечи, взял оружие, и, сверившись с компасом, бодро зашагал навстречу своей судьбе.

Через час с небольшим я уже миновал скалистый холм, на котором состоялась моя первая встреча с птераньей. Сквозь обмелевший Небесный поток уже пробивались первые солнечные лучи, но было еще достаточно свежо и прохладно. Мой путь пролегал через равнину поросшую травой, высота которой местами доходила мне до колен. По равнине, как островки в океане, были разбросаны холмы со скалистыми вершинами всевозможных форм и размеров и небольшие группки низкорослых деревьев, одну из которых я и облюбовал для отдыха, после непрерывной почти шестичасовой ходьбы.

На Земле, двигаясь налегке, я мог бы пройти тридцать километров за день, но тут, в условиях повышенной силы тяжести и с почти тридцатикилограммовым запасом провианта и амуниции, я буду рад, если мне удастся достигнуть пика Надежды через два местных дня. Я перекусил копченым, приправленным пряными травами, окороком «одноглаза». Его вкус был великолепен, но мне уже порядком надоела мясная диета. Пообедав, я глотнул воды и обвел взглядом горизонт. День выдался пасмурным, но солнце все же частенько окатывало меня теплым душем своих лучей через частые разрывы туч. Кроме того, дул свежий, насыщенный влагой и озоном ветерок – явный предвестник грозы. Признаков опасности видно не было, лишь далеко на юге бродило стадо каких-то животных, но расстояние до них было слишком велико и я не смог их подробно рассмотреть. Удостоверившись, что мне ничто не угрожает, я с трудом развел небольшой костер, потом собрал небольшую охапку сухой травы, расстелил сверху плащ-палатку, и удобно устроился на этом импровизированном матрасе, чтобы подремать и дать отдых гудящим от напряжения мышцам.

Я проспал несколько часов и проснулся достаточно отдохнувшим для того, чтобы продолжать путь. Становилось прохладно, и я плотно застегнул свою спортивную куртку. Ветер все крепчал, наполняя строгую картину местного ландшафта какой-то неуловимой суровостью и силой, словно бросая вызов моей уверенности пройти свой путь до конца.

– Пока что тебе просто фантастически везло, – предательски нашептывал мне на ухо ветер, – но случись что, и никто тебя не подстрахует, никто не придет тебе на помощь. Ты здесь совсем один. Тебя, самого лучшего и ценного в мире человека просто бросили на произвол судьбы, ты никому не нужен.

По спине пробежали мурашки, но с этой песней я был уже хорошо знаком и знал, как с ней бороться. Я медленно поднял холодный взгляд на Пик и прокричал:

– Да, я действительно один, в незнакомом и опасном мире, но я принимаю твой вызов, и я уверен в себе, слышишь, уверен в своей способности пройти путь до конца! И да поможет мне Бог!

Своим криком я спугнул стайку маленьких зеленых птичек, отдыхавших в кроне дерева. Шумно вереща и дурачась, они взмыли в воздух и понеслись на запад, по направления к возвышающемуся вдалеке пику Надежды. Я счел это хорошим знаком и, перекрестившись, продолжил свой путь.

Я шел почти весь день, и к вечеру совсем выбился из сил. Моя цель заметно приблизилась, и я рассчитывал достигнуть ее к обеду следующего дня. Тучи, набухая от влаги, опускались все ниже, и теперь застилали все небо. Так что воспользоваться огнем сегодня вечером не получиться – без солнечных лучей мое зажигательное стекло – просто бесполезная безделушка. В воздухе явно пахло дождем, и я поспешил найти место на возвышенности для ночлега. Я осмотрел три холма, прежде чем нашел подходящую для ночлега расщелину. Она была достаточно широка, чтобы вместить меня и мои вещи, сверху надежно прикрыта нависающим каменным козырьком, а вход был настолько узок, что, протиснувшись в него, мне не составило большого труда завалить его несколькими обломками скалы, оставив лишь небольшое окно для вентиляции и наблюдения, в которое как раз пролазила моя голова. Это было единственное средство защиты от непрошеных ночных гостей, так как огня у меня не было, а, не смотря на мой чуткий сон, воспользоваться оружием я мог и не успеть. Естественно, перед этим я подготовил себе удобную постель – так как хороший отдых в моем положении важен не только с физиологической, но и с моральной точки зрения.

Едва я успел устроиться, как, после минутного затишья, разразилась самая настоящая буря. Все вокруг было закрыто плотной пеленой дождя, и даже гигантские, судя по раскатам грома, молнии не могли разорвать эту колышущуюся, дышащую холодной свежестью, мглу. С комфортом устроившись на матрасе из накрытой шкурой травы, я плотно поужинал, и, завернувшись в свое прозрачное одеяло, мгновенно уснул, убаюканный ритмичной музыкой дождя.

Я отлично выспался, а потому пребывал в прекрасном положении духа. Сделав зарядку, и не спеша позавтракав, я привел себя в порядок и, радуясь теплу и свету, продолжил свой путь через потрясающе пахнущую пряной мокрой травой степь.

А через полдня я уже обедал у восточного склона пика Надежды. На глаз, высота горы достигала примерно полукилометра, так что перед восхождением я решил немного передохнуть.

Все свое снаряжение я оставил у подножия, в неглубокой трещине, накрытой сверху большим плоским камнем. С собой, на всякий случай, я взял мечи и лук, так что поднимался я налегке. Склоны были достаточно круты, и взбираться было достаточно сложно. Но я был на столько возбужден близостью цели, что уже примерно через полчаса достиг плоской вершины и с замиранием сердца осмотрелся. Лежащий на западе лес уже превратился в одну ярко-зеленую, с небольшими фиолетовыми пятнами, массу, разрываемую далеко на северо-востоке яркой лентой реки, которая петляя и изгибаясь, несла свои воды через раскинувшуюся на севере степь и впадало в лежащее на западе, километрах в десяти от пика Надежды, огромное озеро.

Я внимательно присмотрелся. Мне не показалось! С ближайшего ко мне берега озера поднималась тоненькая струйка черного дыма. Правда, это могло быть что угодно, например, тлеющая сухая трава, зажженная вчерашней грозой, но, несмотря на это, радости моей не было предела! Окрыленный надеждой я решил немедленно отправляться в путь, но для начала нужно было забрать оставленные вещи. Я отправился за ними, спускаясь по западному склону, чтобы лучше осмотреть местность. Этот склон был гораздо более пологий, и спускаться по нему, соблюдая известную осторожность, было одно удовольствие. Несмотря на крупный щебень под ногами, глубокие расселины и балки, местами глубоко вдававшиеся в каменистое тело горы, я быстро двигался вперед.

До подножия оставались считанные метры, когда я понял, что выбрал для спуска не самое удачное место. Весь западный пологий склон заканчивался обрывом, который был незаметен с вершины, и образовывал отвесную стену высотой в четыре – пять метров. В крайнем случае, можно будет спрыгнуть, но я не хотел рисковать, а потому решил пойти направо вдоль обрыва, чтобы поискать более удобное для спуска место.

На пути мне попадались большие, высотой в два моих роста, валуны, которые приходилось обходить. Я огибал очередной такой камень, и вдруг застыл, пораженный, внезапно открывшейся мне картиной. Еще секунду назад я не осмеливался даже мечтать об этом, а ради момента встречи был готов пожертвовать очень многим. А ведь действительно, это ли не чудо, встретить себе подобных, настоящих людей в странном и враждебном мире. Чужая флора и фауна если и предполагала наличие разумной жизни, то только в другом, отличном от человеческого, облике. Конечно, могли существовать какие то общие черты, обусловленные тождественностью физических законов наших миров, но, согласно логике, сходство никогда не было бы абсолютным. Вот почему я остолбенел от удивления и радости, увидев в каких то тридцати шагах от меня двух людей.

Пропорционально сложенные, мускулистые юноши, с правильными, если не сказать красивыми, чертами лица. Они явно не были похожи на дикарей. Длинные, песочного цвета, волосы были стянутые обручами из какого-то светлого металла, и опускались до самых плеч. Покрытая загаром кожа была светлого золотистого оттенка, и прекрасно гармонировала с ярко-зеленым цветом больших глаз. На них были белые легкие рубахи с коротким рукавом, перехваченные широкими кожаными поясами к которым были прикреплены ножны с мечами, прочные кожаные штаны и мягкая обувь, похожая на индейские мокасины. Несмотря на правильную и, даже, несколько горделивую осанку они были сантиметров на десять-пятнадцать ниже моих метра восьмидесяти.

На все эти наблюдения у меня ушло всего лишь несколько мгновений, которых как раз хватило на то, чтобы спрятаться за большой камень и остаться незамеченным. Кто знает, как эти люди отнесутся к незнакомцу с каштановыми волосами и необычной одежде, абсолютно не знающего их языка и обычаев. Мне нужен был четкий и безошибочный план действий, гарантировавший безопасность и сохранение всех моих конституционных прав при знакомстве, и я незамедлительно занялся его составлением, не забывая при этом наблюдать за развитием ситуации из своего укрытия.

Люди вели себя странно, как будто были чем-то сильно встревожены. Они тяжело дышали, словно после долгого бега, и постоянно оглядывались по сторонам, хватаясь за рукояти мечей. Неожиданно один из них воскликнул:

– Атум араске аль п’теранья дон!

И выхватил длинный прямой меч. Второй юноша последовал его примеру. Они замерли, став в боевую стойку, плечами друг к другу. Стальные мышцы вздулись под золотистой кожей, но если услышанное мною секунду назад слово означало именно то, что я думаю, они могли им и не помочь. И, как всегда, сбылись самые мрачные мои предположения, подтвержденные донесшимися одновременно с нескольких сторон криками голодных хищников.

– Птераньи! – пронеслось у меня в голове. Теперь все стало на свои места, и, в одно мгновение, радость от встречи себе подобных уступила место холодному расчету. Скорее всего, хищники преследовали людей уже давно, загоняя добычу, как это делают волки, дожидаясь того момента, когда обессиленная жертва уже не может оказать достойного сопротивления. Вот почему юноши, понимая бесполезность дальнейшего бегства, решили истратить последние силы на неравный бой. Они стояли на небольшой площадке, впереди которой был обрыв, а сзади возвышалась почти отвесная скала, метров семи в высоту. Вправо и влево тянулся достаточно широкий карниз, по которому я и дошел сюда.

Хищники не заставили себя долго ждать – четыре огромные птицы медленно вышли с правой стороны из-за угла, образованного поворотом карниза. Двигались они уверенно, широко расставив крылья-лезвия, и не сомневаясь в своей скорой победе. Сзади показались еще две их товарки размером поменьше, которые, толкаясь и шипя, наседали на передних и, видимо, торопились урвать свой кусок пирога.

Но я на их месте не спешил бы. Они имели дело с мужественными людьми. При появлении хищников, не один мускул не дрогнул на их лицах, чувствовалось, что они лишь внутренне собрались, готовясь встретить свою судьбу. К сожалению, они не видели того, что видел я. На отвесной скале, за их спинами, стояла, оценивая расстояние и явно готовясь к прыжку, еще одна птеранья. И если бы у нее получилось прыгнуть, а в этом я нисколько не сомневался, молодые охотники, не ожидавшие нападения сзади, были бы обречены.

Нельзя было терять ни секунды! И если раньше у меня и были сомнения по поводу целесообразности моего вмешательства, то теперь они окончательно испарились, оставив после себя лишь липкий запах стыда и трусости. Люди нуждались в помощи и, несмотря на смертельную опасность, я сделаю все возможное, чтобы оказать ее.

– Цыпа-цыпа-цыпа! – Прокричал я, вставая во весь рост и натягивая тетиву.

На секунду головы и клювы всех участников этого маленького жестокого спектакля повернулись в мою сторону. Коварная прыгунья на скале тоже на секунду замешкалась, оценивая ситуацию, но этого мгновения вполне хватило, чтобы моя лучшая отравленная стрела оцарапла ее толстую шею.

– Отличный выстрел, – похвалил я сам себя, одновременно доставая следующую стрелу.

Пораженная мной птеранья пару раз качнулась на краю скалы, и, оступившись, полетела вниз. Громкий «плюх» возвестил о встрече ее тела с твердой скалой и вывел всех из ступора, вызванного моим эффектным появлением. Громко крича и шипя, хищники бросились в атаку. Три самых больших из них понеслись в моем направлении, остальные бросились на охотников. Я уложил двоих из лука, и, видя что, не успеваю выстрелить, выхватил свой импровизированный меч как раз вовремя, чтобы успеть парировать страшной силы удар острых лезвий. Отпрыгнув в сторону, я счастливо избежал еще одного удара, но это было большой тактической ошибкой, так как теперь за моей спиной оказался обрыв, и птица, непрерывно нанося удары клювом и крыльями, теснила меня к его краю. Отражая очередной ее выпад, мой клинок не выдержал напряжения и предательски сломался почти у самой ручки, и, спасаясь от очередного удара, я был вынужден отступить еще на шаг назад. До края обрыва оставалось менее метра, и я мог надеяться лишь на помощь высших сил. Боковым зрением я видел, что мои новые знакомые, ловко нанося удары, уже справились со своими соперниками, и теперь изо всех сил спешили мне на выручку. Но было ясно, что они не успеют.

Перспектива быть изрезанным на куски этим бройлером-переростком радовала меня еще меньше, чем полет вниз с шестиметровой высоты. В конце-концов финал был бы для меня одинаковый. Так что я не придумал ничего лучшего как со всего размаху кинуть в птеранью обломком меча, и не дожидаясь пока она опомниться, прыгнуть вперед, нырнув под клюв и просвистевшие над головой лезвия, схватить за шею, и всей массой своего тела увлечь за собой в пропасть. Птица весила добрый центнер, и видимо неплохо питалась, следовательно, была опытным охотником, но нелогичность и неожиданность атаки сделали свое дело, и, не удержавшись на осыпающемся краю обрыва, мы полетели вниз, сплетясь в один клубок.

Я скорее осознавал, чем чувствовал, как птеранья мощной когтистой лапой разрывала мою плоть на ноге, и на всю жизнь запомнил звук, который издает царапаемая острыми когтями кость. Последнее что я запомнил, как, падая, пытался вывернуться таким образом, чтобы оказаться сверху, предоставив более тяжелому животному сыграть почетную роль мягкой подушки при приземлении.

Часть вторая.

Глава 1.

Я пришел в себя в небольшом темном помещении с низким каменным потолком и стенами из растрескавшегося черного кирпича. Скупые лучики света сочились из расположенных по кругу на потолке комнаты маленьких треугольных отверстий. Их было около десятка, но пропускаемого ими света явно не хватало, чтобы разогнать царящий в комнате полумрак. Из чего состоял пол, сказать было сложно, так как он скрывался под пеленой медленно струившегося по нему белого и очень плотного дыма, и вообще, вся комната была в сладком, но уже более прозрачном, тумане, который водопадами лился из четырех жаровен на треножниках, расставленных по углам помещения.

Я был абсолютно нагой, если не считать двух тугих повязок, которыми неизвестный лекарь перевязал мою грудь и ногу, и лежал на каменном ложе, на спине, но под голову кто-то заботливо положил подушку и прикрыл меня сверху небольшим куском мягкой материи. Льющиеся с потолка лучики света, проходили через сладковатые клубы дыма, и образовывали вокруг меня некое подобие бледного разноцветного шатра. Из стены напротив бежал ручеек, приводивший в действие несложное устройство. Оно состояло из водяного колеса, на вал которого был насажен молоточек, который вращался вместе с колесом и периодично, примерно раз в две секунды бил в небольшой бубен. Этот ритм, дополненный шумом текущей воды, обладал каким-то гипнотическим воздействием, размывая контуры мысли и растворяя в себе разум. Пол имел небольшой уклон, так как ручеек, очевидно по специально проложенному для него руслу, тек в моем направлении, перед ложем разделялся на два рукава, чтобы непосредственно за ним опять слиться воедино, и продолжить свой бег дальше, очевидно к невидимому в темноте стоку. Таким образом, я лежал на неком подобии островка, без всякого желания думать, анализировать и вспоминать.

Но сознание постепенно возвращалось, хотя нет, оно скорее выплывало из приторно-сладких глубин белого океана дыма. Понемногу стала возвращаться память, лениво и нехотя я вспомнил последние события и даже немного удивился тому, что остался жив. Скорее всего, молодые охотники принесли меня в это место, где будут лечить и воздавать заслуженные почести за спасение соплеменников. В пользу этого говорили повязки и подложенная под голову подушка. С другой стороны… Я на секунду призадумался. Уж больно мое ложе смахивало на жертвенный алтарь, и этот дым… Мои волнения усилились еще больше, когда я понял, что не могу пошевелить даже пальцем, не говоря уже обо всех остальных частях горячо любимого мною тела. Очевидно дым обладал каким-то наркотическим эффектом, и возможно именно это позволяло мне не чувствовать боль в израненном теле, которая после такого падения была бы невыносима. Эти размышления и беглый осмотр забрали все мои силы, и я закрыл глаза, спасаясь от навалившейся усталости.

Именно по этой причине я не сразу заметил, как справа открылась узкая дверь, и, вместе со снопом яркого дневного света, в комнату вошли три человека. Впереди шла молодая девушка, но так как свет бил мне в глаза, я не смог ее подробно рассмотреть. В двух других мужчинах я, не без труда, узнал спасенных мною охотников. Девушка что-то сказала, точнее, мелодично пропела, настолько много гласных было в ее языке, и один из ее спутников повернулся чтобы закрыл дверь. Вернувшийся полумрак дал мне возможность получше рассмотреть мою гостью. Она была одета в просторный белый сарафан, доходивший почти до колен и скорее подчеркивающий, чем скрывающий ее стройную фигуру, и меховые сапожки, делавшие ее шаги неслышными и придававшие некоторое сходство с кошкой, чему в известной степени способствовали огромные зеленые глаза, мягкий мелодичный голос, и плавность, с которой она дефилировала в моем направлении. Льняные, струящиеся почти до талии, волосы были перехвачены широкой вышитой лентой, и, казалось, состояли из теплого солнечного света, который прекрасно оттенял высокие скулы, пухленькие щечки и небольшой, задорно вздернутый носик. Она действительно была очень красива. В принципе, это же относилось и к ее спутникам.

И вообще, все вошедшие казались очень милыми людьми. Искренность сквозила в каждом их движении, они широко улыбались, но, не зная их обычаев, я мог лишь догадываться о значении этих улыбок. Например, они могли означать, что за свой поступок я удостоен величайшей чести присоединиться к Великой Богине Как-Ее-Там, приняв всеочищающую смерть через утопление в нечистотах священного «самохрюка». Так что пока, я, беспомощный и неподвижный, мог только с опаской коситься на вошедших, искренне восхищаясь про себя их красотой и грацией.

Они, словно в нерешительности, остановились в нескольких шагах от каменного ложа, и, поглядывая на меня, начали тихо переговариваться на своем мелодичном, больше походившем на песню, языке. Наконец девушка приблизилась и, склонив голову в едва заметном поклоне, протянула вперед полусогнутую руку ладонью вверх.

– Лиата, – пропела она, и я догадался, что это ее имя.

Таким же образом представились юноши. Одного из них, того, что был повыше, звали Галис, а второго, более коренастого – Амид.

Чувствительность понемногу возвращалась – я уже мог шевелить руками и с трудом разговаривать. А, по сему, я, превозмогая слабость, попытался ответить на приветствие:

– Макс, – хрипло выдавил я из себя и без сил откинулся на подушку. Молодые люди удивленно переглянулись – было очевидно, что такое имя они слышали впервые.

– Исаа таэнита лол? – Вопросительно спросил Амид.

Возможно, он спрашивал, откуда я, или еще что-то в этом роде, но в ответ я смог лишь повести плечами и покачать головой. Я не знал их языка и, по всей видимости, они это поняли. Но есть жесты, понять которые несложно даже человеку из другого мира. Галис подошел ближе и, с благодарностью смотря мне в глаза, осторожно сжал мою ладонь, в то время как Амид, склонившись в небольшом поклоне, положил руку себе на сердце и широким символическим жестом «открыл» его, произнеся при этом мое имя.

Моя настороженность сразу куда-то подевалась, и я, в знак того, что все понял, кивнул и повторил их имена, при этом чуть было не потеряв сознание из-за накатившегося приступа слабости. Увидев это, Лиата что-то строго прощебетала своим спутникам, и они, еще раз широко улыбнувшись, вышли из помещения. Девушка осталась, и присев на краешек моей «кровати», извлекла из висевшей на поясе сумки небольшую глиняную бутылочку. Тщательно перемешав содержимое, она достала деревянную ложку, между прочим, очень тонкой работы, и принялась меня кормить очень вкусным наваристым бульоном. Я для вида покапризничал и даже пару раз застонал, чем вызвал бурную реакцию с ее стороны: она сочувственно качала головой, поправляла подушку и одеяло и осторожно вытирала с моего подбородка не попавший по назначению бульон. Закончив эту, доставившую мне массу удовольствия, процедуру она встала, и ободряюще улыбнувшись, упорхнула наружу. Если бы я мог, я бы рванул вслед за ней, но по понятым причинам, не смог, и остался лежать на голом камне, исключительно довольный нашим недолгим, но очень содержательным общением.

Дни быстро летели один за одним, сливаясь в длинную череду, и я окончательно сбился со счета. Большую часть времени я проводил в каком то трансе, вызванном подернутым дымкой белого тумана ритмом механического барабанщика. Два раза в день ко мне приходил седовласый лекарь по имени Алеандис. Он подбрасывал в жаровни новые порции трав и углей, помогал мне справлять естественные нужды и поил травяными настоями, заунывно читая какие-то заклинания, в такт гулким, не прекращавшимся ни на минуту ударам молоточка. Иногда он поднимался на крышу, и вставлял в треугольные отверстия разноцветные стеклышки, тем самым меняя цвет и узоры шатра из света, постоянно окружавшего меня. Я понимал, что только благодаря его профессионализму и знаниям остался в живых, и был ему очень благодарен, но, все же, больше всего меня радовали посещения Лиаты. Она приходила ко мне несколько раз в день, кормила и постоянно что-то рассказывала. Пока девушка была рядом, я не сводил с нее глаз, откровенно любуясь ее красотой. Иногда она смущалась, иногда смеялась, но однажды, поправляя мою подушку, и поймав такой взгляд, приникла к моим губам. Длилось это всего лишь мгновенье, после чего она рассмеялась и выпорхнула из пещерки. Я пытался подражать ее языку, чем поначалу вызывал лишь звонкий смех и шутки, которые я, к сожалению, не мог поддержать. Но вскоре ей надоело наше однобокое общение, и она взялась за меня всерьез.

Теперь она проводила у меня намного больше времени, обучая сначала словам, а, после, временам, правилам построения предложений и различных оборотов, а так же прочим, необходимым для общения навыкам. Тяжелее всего мне давалось произношение. При разговоре, гласные звуки произносились ярко, и немного нараспев, в то время как согласные приглушенно звучали на втором плане. Каждая гласная могла быть «пропета» в разных тональностях или интонациях, несущих, в основном, эмоциональное содержание. Всего было семь главных тонов, выражавших основные чувства: радость, скуку, любовь, ненависть, безразличие и т.п. а так же несколько вспомогательных, «певшихся» в предлогах перед словами и означавших силу/слабость, боль/приятные ощущения, разум/глупость, величие/ничтожность, веру/безверие, деятельность/апатию и некоторые другие, в основном антонимичные, абстрактные и нематериальные признаки описываемого явления или предмета. Растягивая начало, середину или конец слов, Лиата получала, соответственно, будущее, настоящее и прошедшие времена. Несколько бледный и условный пример можно взять из русского языка, в котором утвердительные предложения от вопросительных отличаются лишь интонацией, причем, с ее же помощью можно также выразить сомнения, уверенность, обреченность и надежду.

Несмотря на приглушенное звучание согласных, их значимость трудно было переоценить, так как их звонкое или глухое произношение, характеризовало истинность или ложность признаков предмета, чувства или действия.

Если слова в предложении, для сохранения смысла, должны были быть «пропеты» в разных тональностях, не «согласовывающихся», как бы не «звучащих» друг с другом, то этого избегали, используя предлоги и более звонко или глухо выделяя согласные. Так же, как альтернативу использованию различных тональностей, применяли изменение громкости произношения. Например, если о предмете говорили с любовью, нежностью, то речь звучала тихо, а если с ненавистью и яростью, то разговор шел на повышенных тонах. Говоривший с уверенностью, произносил слова чуть громче и тверже обычного, а сомневающийся, наоборот, их немного приглушал. В общем, обычный интонационный прием, и на первых порах, мне приходилось пользоваться именно им.

Кроме того, каждое слово было как бы составным, состоящим из базовых смысловых единиц, различные комбинации которых характеризовали размер, вес, число и прочие материальные признаки предмета. Легче всего это объяснить на примере полного названия поселения, в котором я оказался. Очень приблизительно, оно звучит как «Иин Нуасаада-Лол». Приставка «Иин» характеризует силу и мощь, его пролонгированное начало указывает на будущее время, звонкость звука «н» — на неопределенность. Слог «нуа» означает новую надежду. «Ада» – характеризует размер, в данном случае – «саада» – средний, звук «а», в конце смысловой единицы, означает единственное [уникальное] число, но, кроме этого, само слово «саада» означает метания вокруг середины и неуверенность в завтрашнем дне, а использующийся звук «д» (а не «т») означает истинность (искренность) данной информации. Стоящая в конце приставка Лол, в зависимости от тональности и степени выделения согласных, означает дом, убежище или родину, но, при использовании названия поселения в разговорной речи, обычно не используется.

Таким образом, название поселка можно бы было перевести как «новая небольшая надежда, искренне призванная стать единственной родиной/убежищем для будущих поколений, при правильном развитии могущая превратится в могучую силу и рассматриваемая как последний шанс [выжить]». Кроме этого, становится понятно, что основавшие на этом месте поселок люди, были не уверенны в правильности своего решения, но возлагали на него большие надежды, а также то, что в месте, откуда они пришли, существовали гораздо большие по размеру поселения (об этом нам говорит слог «саада» (средний размер) и отсутствие в данной местности больших населенных пунктов, но это, скорее, логический вывод).

Я с каждым днем все больше влюблялся в этот прекрасный, чувственный и потрясающе емкий язык, каждое слово которого, несет огромную смысловую, эмоциональную а, например, в именах или в названиях поселений, и историческую нагрузку. И, несмотря на его невероятную сложность, делал определенные успехи в его изучении. Вы представить себе не можете, как быстро учиться язык, если в роли преподавателя выступает потрясающе красивая девушка, а рвение к обучению стимулируется боязнью показаться еще тупее, чем ты есть на самом деле.

Глава 2.

Я усердно занимался, и вскоре уже мог довольно сносно, хотя и очень примитивно, выражать свои мысли. По-этому, я без проблем понял Алеандиса, когда в один прекрасный день он принес мои вещи и сказал, что я могу одеться и пробовать потихоньку вставать, выражая тональностью искреннюю надежду и взволнованность. Но первое что я сделал, получив одежду, это посмотрел дату на часах и не поверил своим глазам. Я резко сел, бросил еще один взгляд на экран часов и медленно спросил у лекаря:

– Сколько времени я провел здесь? – Вопрос был излишним – часы врать не могли, но мне просто необходимо было услышать это от кого-то еще. Ведь по моим расчетам, я пролежал на алтаре месяц, от силы полтора. А встроенный в устройство календарь ясно показывал, что прошла почти половина земного года.

– Ну, – Алеандис поднял глаза к потолку и задумчиво потер подбородок, – около 120 разливов Небесной реки, может чуть больше…

Увидев мою реакцию, старый лекарь поспешил мне все объяснить:

– Видишь ли, мой мальчик, тебя принесли к нам в ужасном состоянии, и тем больше уважения заслуживает твой поступок. Ты спас от Повелителей животных лучших представителей нашего молодого поколения, которых в Нии-Нуасааде итак осталось очень мало. Он нарочно использовал интонацию безнадежности и приставку «Нии» вместо «Иин», что, как я понял, символизировало слабость/исчезновение в будущем при сохранении данного положения вещей и невозможность повлиять на ход событий. Меня очень заинтересовал вопрос о Повелителях животных, но я решил не перебивать Алеандиса. Он продолжал:

– По-этому было решено помочь тебе, выделив для лечения священную пещеру добродетели Аура, хранителем которой я и являюсь. По преданию, она была дана людям вскоре после сотворения мира Двуликим Чар-Ауром, для спасения избранных от деяний ненавистного Чара. Но действует она лишь тогда, когда гнев Чара намного превышает добродетель Аура, или же наоборот, слишком большая часть Двуликого посвящена радости и добру.

Тут что-то с чем-то не вязалось. Хотя, если предположить что их божество страдало раздвоением личности, то все становилось на свои места. Я решил отложить этот вопрос до лучших времен, и, не перебивая, внимал обычно молчаливому лекарю.

– Мы, честно говоря, сомневались в результате – пещерой очень давно не пользовались, а все последние разы заканчивались неудачей. Но она заработала! А ведь у тебя были многочисленные переломы ноги, рук и ребер, травмы головы, а левая нога, изувеченная при падении птераньим лезвием, вообще держалась лишь на «честном слове». И это, не считая многочисленных глубоких порезов на животе, оставленных острыми птичьими когтями, и последовавшее за этим заражение крови. А теперь посмотри – на тебе не осталось даже шрамов! В его интонациях звучала неподдельная радость за меня и не менее искренняя гордость за свое искусство. Он не спускал с меня радостного взгляда, пока я недоверчиво осматривал свое тело. Я заметил, что на нем не осталось и следов от страшных травм, а все мышцы были в тонусе, и казались еще большего размера, чем раньше. Это было очень странно, но сейчас меня волновало другое.

– Послушайте, почтенный эскулап, а каким это образом я дожил до того счастливого момента, когда попал в пещеру Аура? Ведь до поселка было не менее пятнадцати километров, а если я был в таком состоянии, то наверняка бы вскоре умер от потери крови еще по дороге сюда!

– Собственно говоря, именно это ты и сделал, но первые тридцать разливов Небесной реки после смерти, душа остается связанной с нашим миром фиолетовой лианой, привязанной к макушке, и, как ты видишь, при правильном подходе ее можно вернуть обратно. Я привел в порядок твое тело и мышцы, доведя до оптимальной формы при помощи особого коктейля из света, звука, благовоний и трав. Хотя, по большому счету, тебя излечили именно свет, звук и структура камня алтаря, как резонатора, а травами я просто помогал ослабшему организму, поддерживая и обезболивая его. Это очень древняя технология…

Он нес еще что-то в этом духе, но я уже его не слушал, так как только что до меня дошел смысл его слов. Я был мертв и ожил! В моем мире это совсем не принято! Как это теперь отразиться на моей бессмертной душе? Мне вдруг вспомнились люди, перенесшие клиническую смерть — как правило после этого они в корне меняли свои жизни. Может, у меня есть какая-то миссия, и если так, то в чем она состоит? Смогу ли я оправдать оказанное мне доверие? Стоп! Тут слишком явно стало попахивать гордыней – одним из смертных грехов православного христианства, к сонму которого я имел честь принадлежать. Так дальше не пойдет, хватит с меня грехов! Тут я почему-то с грустью вспомнил Лиату. Я покачал головой и решил, что должен просто правильно жить, и достойно пройти все испытания, уготованные мне судьбой.

Я медленно оделся, и осторожно спустился с алтаря на каменный пол пещеры. Алеандис осторожно поддерживал меня за локоть, и я с удивлением обнаружил, что выше его почти на голову. Он осторожно обвел меня вокруг комнаты, не переставая давать напутственные рекомендации:

– На первых порах, твоя координация будет оставлять лучшего. Навыки движения забыть невозможно, так же, как и не возможно разучиться плавать, но твои мышцы более 120 разливов не работали в одной упряжке с мозгом, так что дай им возможность все вспомнить и не совершай резких и быстрых движений. Да, и вот еще что, используя особый свет и звук, я довел твои мышцы до оптимального размера и тонуса, и хотя ты и так был не из слабых, сейчас ты стал гораздо сильнее и быстрее, так что рассчитывай свою силу пока не привыкнешь.

Говоря это, Алеандис отпустил мою руку и дал мне возможность самостоятельно сделать несколько шагов. Судя по всему, у меня неплохо получилось, и лекарь разрешил мне выйти на улицу и осмотреться. Но к вечеру я должен был вернуться, чтобы провести еще одну, уже последнюю, ночь на каменном алтаре.

Я горячо поблагодарил Алеандиса, и смело шагнул в слепящий водопад света, обрушившийся на меня из открытой двери. Первые несколько секунд мои глаза привыкали к свету, и распростершееся передо мной озеро смотрелось как через мутное стекло. Но когда зрение прояснилось, я понял, что дело тут не в глазах, – пещера находилась под небольшим, но достаточно бурным ручьем, который водопадом обрушивался с ее каменного козырька в находящееся метрах в четырех под нами озеро. С каменного потолка свисали длинные сосульки фиолетового моха, приятно пахло речной свежестью. Я стоял на небольшой, сделанной из бревен терраске, опоры которой уходили вниз и были вкопаны в основание скалистого холма, в теле которого находилась пещера. Он был достаточно велик. Склон, находящийся слева от меня, состоял из неприступных нагромождений скал доходящих до самой воды, но вправо он тянулся на большое расстояние, полумесяцем изгибаясь в сторону озера. На холме располагался с десяток домов и несколько строений, напоминающие мастерские, а у подножия находились огромные амбары. Берег озера круто изгибался в ту же сторону, что и холм, и образовывал естественный залив, на берегу которого раскинулось большое поселение, обнесенное высокой деревянной стеной, с широкими воротами и двумя фортами, встроенными прямо в нее. Стена начиналась от последнего отрога холма и длинным полукругом окружала все поселение, заканчиваясь у дальнего берега озера. За стеной виднелись обработанные поля. Я попытался прикинуть размеры Нуасаады, и пришел к выводу, что длина от холма до дальнего края стены составляет около пяти километров, а ширина – от стены и до берега озера – около полутора-двух.

У меня было много вопросов, от ответов на которые во многом зависело мое будущее, а ничто не несет такой свежести и простоты, как взгляд на проблему молодого поколения. Я решил найти кого-нибудь из моих новых знакомых, а заодно и осмотреться.

Чтобы попасть в поселок, необходимо было спуститься по прорубленной в скале лестнице к подножию холма, где я нос к носу столкнулся с Амидом, который как раз шел меня проведать. Мы горячо поздоровались, но на вопрос «как дела?» он лишь неопределенно махнул рукой. И хотя вид у него был очень усталый, он согласился провести для меня небольшую экскурсию. Мы продолжили спуск вместе. Слева от нас находилось озеро, на берегу которого стоял дом Алеандиса и двухэтажный особнячок старейшины Лиа-Гилвана, а справа, за амбарами, на плавно снижающемся склоне холма стоял небольшой деревянный форт. Дорога вилась через живописный парк, и вскоре мы вышли к каменному пирамидальному святилищу Чар-Аура. Прямо за ним находилась вымощенная брусчаткой центральная площадь, справа от которой находился рынок, слева виделись озеро и пляж, а прямо перед нами стоял двухэтажный амфитеатр, на котором по выходным дням ставили небольшие представления и сценки. От площади в разные стороны тянулись выложенные все той же брусчаткой дороги. По одной из них мы пришли сюда, две другие, идущие в противоположных направлениях вели к центральным воротам и к пляжу. Еще две широких мостовых, с двух сторон огибали театр, и, изгибаясь полумесяцем вслед за линией берега, параллельно друг другу тянулись до самого конца поселка, упираясь во второй форт. Мы пошли по верхней улице. По обеим сторонам дорог стояли дворы местных жителей: симпатичные деревянные домики с резными крылечками и многочисленными хозяйственными постройками. На скотных дворах копошилась незнакомая живность, среди которой я узнал лишь одомашненный вариант «самохрюка», который здесь называли сихрюном.

Примерно через полчаса мы достигли второго форта, рядом с которым располагались загоны для скота, и спустились на нижнюю, идущую вдоль берега, улицу, на которой в основном жили рыбаки. Меня удивило то, что многие дома пустовали. Проходя мимо одного из дворов, я увидел, как из дома вышла хозяйка с большим ведром, и, вывалив сероватую кашу из ведра на землю, принялась созывать на кормежку странных животных. Они походили на больших ящериц, но были облачены в грязно-белые перья, а на месте пасти находился тупой потрескавшийся клюв. Кудахтая и шипя, они со всех сторон прыснули к еде и в одно мгновенье расправились с ней. После чего, самый крупный самец, видимо вожак, поднявшись на короткие задние лапки, заверещал пронзительным скрипучим голосом: «рабабабадяууууууууууу!». Крик подхватили на соседних дворах, и вскоре все село заполнилось этими резкими воплями. Увидев мое удивленное лицо Амид объяснил:

– Это микуки. Мы едим их мясо, яйца и молоко. Они всегда кричат в одно и то же время: утром и вечером.

Я поднял глаза на небо, и увидел, что первые языки Небесного потока уже почти достигли светила. Скоро мне нужно было возвращаться к Алеандису. Я поблагодарил Амида за экскурсию и, ободряюще улыбнувшись, взял с него слово не унывать, на что у него были достаточно серьезные причины. Мы достаточно долго обсуждали сложившуюся ситуацию – мне многое не рассказывали, чтобы не беспокоить. Теперь мне нужно было время, чтобы все обдумать и составить план дальнейших действий.

Когда я дошел до пещеры, мягкий полумрак уже спустился на землю. Алеандиса видно не было, и я, поправив подушку и одеяло, взобрался на теплый камень и с наслаждением вытянул гудящие с непривычки ноги.

Если я правильно понял все, что рассказал мне Амид, то картина выходила следующая. В Нуасааде сейчас проживало около тысячи человек. Всем поселком управлял старейшина, который избирался на общем сборе через каждые триста двадцать дней. Около года назад, нынешний старейшина Лиа-Гилван явно проигрывая выборы Эми ?лии – тетке Амида, Лиаты и Галиса, все-таки умудрился путем скрытых угроз, грязных слухов и шантажа прийти к власти. К тому же его поддержало большинство самых сильных воинов. Эми ?лия была главной жрицей Чар-Аура, и пользовалась заслуженным авторитетом в поселке. Она отказалась признать Лиа-Гилвана вождем, а так как у нее было достаточно много сторонников, то чуть было не началась маленькая гражданская война. Чтобы ее избежать, было решено, что Эми ?лия и ее приверженцы должны уйти. Около пятисот человек пошли вслед за жрицей, и примерно в тридцати километрах от Нуасаады, там, где огромное озеро омывает Дымящуюся гору, основали новое поселение – Эмиада-Лол. Уходя, Эми ?лия бросила Лиа-Гилвану проклятье, основной смысл которого состоял в том, что от него, нарушившего баланс, его людей и поселка отвернется Чар-Аур и восстанет все живое. Никто так толком ничего и не понял, но через полгода для Нуасаады начался сущий кошмар. Хищники, раньше охотившиеся в одиночку, стали собираться в стаи и нападать на жителей поселка, устраивая хитроумные засады. В озере завелись какие-то жуткие твари, переворачивающие лодки и убивающие рыбаков. Стада обезумевших одноглазов вытоптали все посевы, а птераньи настолько обнаглели, что даже днем прохаживались перед стенами на расстоянии полета стрелы, выискивая очередную жертву.

Ко всему прочему, рядом с поселком появились новые, невиданные доселе твари. Люди прозвали их эраньями – эдакая помесь двухметрового паука, покрытого толстой хитиновой броней и электрического ската. Прямо из спины чудовища росли два пятиметровых щупальца, могущие оглушить жертву сильным разрядом электричества, после чего эранья впрыскивала в нее какую-то дрянь, которая действовала на манер желудочного сока, переваривая жертву, от которой, в конце концов, оставалась лишь скорлупка, и всасывая полученную кашицу через мохнатый и очень острый хоботок.

Все тело животного было покрыто прочным хитиновым панцирем, который оставляет незащищенными лишь шею и брюхо. Обычные стрелы его не пробивали, но может мне удастся что-нибудь придумать? Отец Лиаты, Амида и Галиса – Ксамир – лучший оружейник в поселке. Я решил, что завтра обязательно с ним встречусь – нам будет что обсудить. И я сделаю все, чтобы помочь приютившим меня людям.

Занятый этими мыслями я не заметил, как вошел Алеандис с большим чадящим факелом в руке. Я поприветствовал его, но дальше наш разговор не продвинулся – я никак не мог подобрать нужные слова. Но старик, видимо, все понял по выражению моего лица. Он вставил факел в дырку на стене и присел на краешек алтаря.

– Судя по всему, тебе уже рассказали, что в последнее время жителям Нуасаады жилось очень не сладко? – Тон был вопросительный и я, соглашаясь, кивнул. Алеандис сокрушенно покачал головой:

– Я же просил тебя не волновать, ты еще не до конца восстановился, тебе нужны покой и равновесие, и вообще…

– Какое это имеет значение! – Я довольно бесцеремонно перебил старого лекаря и в ту же секунду пожалел об этом. Извинившись, я продолжил уже более учтиво:

– Скажите, на сколько серьезно ваше положение?

– Серьезней некуда, в поселке голод. Большинство мужчин погибло в схватках, особенно в последнем гениальном походе Лиа-Гилвана на птераньевые гнездовья. На полпути они попали в засаду эраний. А я их предупреждал, что на каждую силу найдется ответ в виде еще большей силы. Если так дела пойдут и дальше – нашим женщинам скоро не от кого будет рожать! И откуда в Эми ?лии столько ненависти – она всегда держалась баланса, была мудра и рассудительна, хотя, несколько и не от мира сего. У нас с ней никогда не было понимания, но мы и не враждовали. Старик сильно разволновался и я, взяв его за руку, твердо сказал:

– Я могу помочь. За всю свою историю мой народ изобрел огромное количество орудий убийства. Зная как их изготовить, я научу вас защищаться. Например, я могу изготовить многозарядный арбалет, он гораздо сильнее лука и, наверное, сможет пробить панцири этих существ.

– Нет! Ты не понимаешь! Ты такой же, как и Лиа-Гилван! Вчера мы вышли в поход с луками, и появились эраньи. Завтра ты изобретешь огромный лук – и мы получим прекрасную возможность познакомиться с новой, еще более омерзительной тварью. А решение проблемы старо как мир – мы должны устранять не следствие проблемы, а ее причину, и желательно без лишнего кровопролития. Ведь наш мир живой, и каждый раз, когда гибнет его дитя, он чувствует это и невообразимо страдает, питая силы ненавистного Чара. Это будет происходить, пока искры в глазах любящих не дадут возможность светлому Ауру совладать с ним и выровнять Вечный Круг, создав его заново.

Я вежливо перебил, не дожидаясь, когда Алеандис углубиться в более детальное рассмотрение вопросов своей религии, что, видимо, доставляло ему огромное удовольствие:

– Я кажется начинаю понимать. На каждую силу всегда найдется еще большая сила. И чтобы дать ей достойный отпор, мы вынуждены будем прибегнуть к еще более мощной силе. И так до тех пор, пока какая-то из враждующих сторон, или же обе, не погибнет. Я был живым свидетелем подобных событий, под невинным названием «гонка вооружений», за которым стояли миллионы искалеченных судеб, и которое чуть было не привело к уничтожению моего мира.

– Да, дисбаланс всегда ведет к страданию. Ненависть, однажды ворвавшись в наш мир, может быть успокоена только радостью и любовью. Вот почему, отвечая силой на силу, в конечном итоге мы ухудшаем свое положение, вызывая эскалацию конфликта.

– Но понятие любви как-то несовместимо с видом голодной птераньи или с огромным количеством убитых. И вообще, как вы можете так спокойно к этому относится? Ведь ваши абстрактные рассуждения не дают решения проблемы!

По всей видимости, Алеандис ждал этого вопроса, и не упустил возможностью щегольнуть своей мудростью перед гостем из другого мира. Он покачал седой головой и принялся объяснять, используя снисходительно-поучительные интонации и тональности:

– Ну почему же не дают. Тут все ясно, как Божий день. Нам нужно помириться с Эми ?лией. Естественно, ни она сама, ни жители Нуасаады, осознанно на этот шаг не пойдут. Слишком много было зла и боли между нами. Но мы живем по традициям, которые были оставлены нам нашими предками.

Говоря это, Алеандис извлек из-под одной из многочисленных складок своей одежды потрепанную толстую кожаную книгу, привязанную к поясу разноцветной веревочкой, и раскрыл ее в нужном месте.

– И в данном случае, великая книга Традиции говорит, что если на управление поселением претендуют два равных по силе, мудрости и количеству последователей человека, и если возникает угроза войны между своими, то они делят территорию на две части, равные количеству последователей – именно так мы поступили в первый раз. Но есть и другой путь – Алеандис наслюнявил палец и трепетно перевернул страницу, после чего тщательно вытер его при помощи специального, висевшего на другой разноцветной тесемочке платочка:

– Если два претендента имеют детей, или близких родственников, между которыми возможен не нарушающий Традиции брак, то они могут воспользоваться правом объединения семей через данный брачный союз. В этом случае, соперники становятся одной семьей, всякая вражда внутри которой является тяжким грехом и карается забвением в лоне Чара. А победитель соперничества выявляется путем слепого жребия, который проводиться публично, на главной площади поселка. То есть, мы просто выдадим племянницу Эми ?лии Лиату, замуж, за сына Лиа-Гилвана Килрама, и жрица будет просто вынуждена соблюсти Традицию. Тридцать шесть дней назад она вошла в дом Килрама на семидесятидвухдневный испытательный срок, во время которого молодые живут семейной жизнью, но не занимаются этим, как его,… ну ты меня понял. И если жених остается доволен своей хозяйкой, то она… Алеандис запнулся, потому что я вскочил на ноги и, опершись обеими руками на алтарь, сжал руки с такой силой, что вздувшиеся жилы, казалось, были готовы разорвать побелевшую кожу. А потом тихо, но очень отчетливо произнес слово «не позволю», в тональности смерти. Лекарь внимательно посмотрел мне в глаза, а потом также тихо и уверенно ответил:

– Да, Лиата очень красива — она не может не нравиться. Но ты молод, неопытен и выдаешь желаемое за действительное. Настоящая, бессмертная любовь льется как песня, от жреца Чар-Аура ее скрыть невозможно. А в тебе я совсем не слышу волн любви, скорее, это страсть. Ну, хотя бы, подумай, почему ты представляешь ее только в постели, а не нянчащую твоих внуков в старости, или стирающую груду белья в грязном переднике. Ты не искренен. И неужели ты хотел бы ее этим обидеть?

Я никогда не задумывался над этим, но молодость диктует свои правила, и я очертя голову принялся спорить со старым лекарем. Я был уверен, что есть другой выход. И я искал его. Я цеплялся за каждую мысль как утопающий за соломинку, которая тут же превращалась в пудовую, тянущую ко дну, гирю, под беспощадным огнем критики Алеандиса. В тот момент я хотел только победы. Победы любой ценой. Но для этого нужна светлая голова и трезвый расчет.

Осознав это, я постарался успокоить чувственную, и заставить работать логическую часть моего мозга. Через некоторое время у меня это получилось, и практически сразу меня посетила спасительная мысль:

– Нуасаада окружена остервеневшими хищниками. Как? Как Эми ?лия узнает об их браке, если любая попытка добраться до Эмиады-Лол равносильна самоубийству! Жертва Лиаты будет напрасна!

Но, как оказалось, у Алеандиса был припасен ответ и на этот вопрос:

– Видишь ли, я проанализировал все до единой атаки животных. Они всегда происходили в самые неудобные для нас моменты. Это случалось столько раз, что просто не может быть простым совпадением. Вот почему я уверен у Эми ?лии есть возможность следить за жизнью в Нуасааде… А у нас есть единственный способ избежать смерти.

Крыть мне было нечем, и я просто отрешенно смотрел в пол. Алеандис улыбнулся и положил руку мне на плечо. Немного помолчав он жестко сказал:

– Твоя жертва – ничто по сравнению с количеством жизней, которые можно спасти. Крепись, и помни, что зло можно искоренить только добром.

Тогда эта фраза прозвучала для меня как «подставь вторую щеку, если получил по первой». Я над ней никогда не задумывался, но сейчас вдруг почувствовал, что возможно, в ней что-то есть, что-то гораздо более глубокое, чем может показаться на первый взгляд. Я решил дать этой мысли возможность вызреть и не спешить с выводами, а пока суть да дело, пользоваться своим личным правилом: если получил в одну щеку, подставь другую, но будь готов нырнуть под удар, и двинуть снизу хорошим апперкотом.

Мы молчали – каждый думал о своем. Неровное пламя факела устроило на щеке Алеандиса безумный танец багряно-желтого света и глубокой тени, оставляя вторую половину во мраке нуасадийской ночи. Мне стало как-то не по себе. Видимо, почувствовав это, он поднялся, и, пожелав мне спокойного сна, направился к выходу.

Алеандис уже выходил, когда я хрипло спросил у него:

– Скажи, а как вы называете свой мир?

Его силуэт едва виднелся в густых сумерках, но мне показалось, что он улыбнулся, а прохладный свежий воздух донес ко мне окутанное в тональности теплоты и преданности слово – «Алеида».

Глава 3.

Утро выдалось серым и ветреным. Все небо заволокло тучами, в воздухе явственно пахло дождем. Проснулся я рано и под душераздирающие утренние крики микуков отправился знакомиться с Лиа-Гилваном. Дома его не оказалось. Зато там была сонная Лиата, от которой я узнал, что вождь вместе с сыном отправились на защитную стену, проверять посты. Уже собираясь уходить, я обернулся, и, с нежностью глядя ей в глаза, спросил:

– Ты уверена, что это единственный выход? Мы могли бы…

Но она бесцеремонно, и, что самое обидное, с отсутствующим видом перебила меня:

– Слушай, ты мне нравишься, но у меня совершенно определенные планы на жизнь и по целому ряду причин, которые мне не хотелось бы с тобой обсуждать, у нашего союза не было бы будущего, и извини, если я дала тебе повод думать иначе.

Ага, как же. А поцелуй в пещере мне наверное приснился, и что это за причины? Неужели дело не только в войне? У меня была еще целая куча вопросов, но после того, как на вопрос о поцелуе она лишь неопределенно повела плечами, у меня отпало всякое желание их задавать. Я был многим ей обязан, а по сему лишь сухо попрощался и в прескверном расположении духа отправился искать старейшину.

Я нашел его стоящим на одной из встроенных в стену дозорных башенок и зорко осматривающим окрестности. Рядом с ним стоял огромных размеров громила, как я узнал позже – это был личный телохранитель вождя Рук. Лиа-Гилван оказался коренастым бородатым мужчиной среднего роста. Длинные песочные волосы ниспадали на роскошный меховой воротник вышитой кожаной куртки, которая скрывала достаточно упитанный животик – по-видимому, несмотря на тяжелое положение с продовольствием, он неплохо питался. Тоже самое относилось и к Руку – очевидно старейшина внимательно относился к своим приближенным. Я поднялся на башенку и вежливо поздоровался. Из-под нависающих кустистых бровей меня встретил холодный оценивающий взгляд опытного интригана, могущего в один момент определить, как вас лучше использовать в своих интересах. Но Лиа-Гилван еще, видимо, не решил, что с меня можно поиметь, а потому его ответ был окрашен в приторно-сладкие тона показной вежливости:

– Ну здравствуй, здравствуй. Надо полагать – Макс? Долго же Алеандис тебя выхаживал! От имени всех жителей Нуасаады-Лол благодарю тебя за твой поступок. Ты не похож на нас и не знал нашего языка, скажи, откуда ты родом?

– Ты поверишь мне, если я скажу что из другого, гораздо более развитого, мира?

– Очевидно, для головы твое падение не прошло бесследно. – Стоящий рядом телохранитель нагло усмехнулся, что в его исполнении больше походило на предсмертный хрип сихрюна. – Но как бы там ни было, положение у нас тяжелое и все должны работать. – Старейшина потер руками выпирающую часть своего живота. – Что ты умеешь делать?

– Ну, я неплохо стреляю из лука, могу…

Договорить мне не дали, – на башенку вскарабкался перепуганный Килрам – Амид много про него рассказывал, и я сразу узнал его. Он был не то что толстым, а каким то рыхлым – очевидно сказалось затянувшееся беззаботное детство и неограниченный доступ в общие амбары. Но начинающуюся полноту удачно скрадывал покрой дорогущей одежды из кожи и меха. В таких людях обычно запоминается именно это. Ну, может еще и необоснованно высокое самомнение.

– Отец! Мы убирали остатки урожая и успели загрузить все в повозку. Но на обратном пути мы заметили стаю птераней, выходящих из высокой травы. Я отдал приказ отступать, но воз со жнецами немного отстал, точнее, я полетел вперед, чтобы вызвать подкрепление, и уже успел приказать закрыть ворота. Они должны появиться слева, вон из-за той небольшой рощицы!

Судя по тому, что воз еще не появился, можно было предположить, что отважный юноша наблюдал за процессом уборки с достаточно безопасного расстояния, чтобы настолько оторваться от повозки и успеть быстро добежать до спасительной стены.

– Успокойся сынок, ты все правильно сделал, незачем рисковать собой понапрасну, мужчин и так осталось очень мало.

Мы напряженно ждали, и через пару минут услышали нарастающий грохот. Из-за небольшой группки деревьев показалась деревянная повозка, доверху груженая какими-то плодами. Ее из последних сил тянула за оглобли дюжина визжащих растрепанных женщин. Вскоре показалась и птеранья – виновница всего переполоха. Она была одна, маленькая, очевидно, больная, да еще и хромала на одну лапу, издавая при беге жуткое шипение, которому в унисон вторили диким визгом впряженные в воз женщины. Я удивлено посмотрел на Килрама, который было начал оправдываться, что хищников было больше, но, видя что женщины успевают добежать до ворот, запнулся. После недолгих размышлений, чадо, очевидно желая реабилитироваться, достало лук и заявило, что сможет «снять» птеранью.

Целился он не долго, но все же попал. В плечо одной из женщин. Бедняга дико закричала, и, споткнувшись, упала. Одна из ее подруг бросила оглобли, поспешив ей на помощь, и помогла подняться, чтобы уже вместе продолжить бег за ушедшей вперед повозкой. Из-за резкого уменьшения тягловой силы воз начал терять скорость, и у птераньи появился реальный шанс его догнать.

Так, дело принимало серьезный оборот. Не обращая внимания на протестующий лепет Килрама, я отобрал у него лук, пока он кого-нибудь не убил, выбрал стрелу и тщательно прицелился. До птераньи было метров пятьдесят – никаких шансов выжить, что и подтвердила моя стрела, со свистом пронзившая толстую шею животного. Несколько воинов, успевших подбежать к башенке, смеясь, зааплодировали, а в выражении лица Рука откровенная враждебность сменилась неким подобием уважения.

Довольно улыбаясь, я повернулся к старейшине, ожидая услышать заслуженную похвалу, но неожиданно натолкнулся на его злобный ледяной взгляд. Так, а семейка у нас оказывается дружная – ишь как за имидж сына беспокоится. Лиа-Гилван бросил испепеляющий взгляд на смеющихся воинов – они смущенно замолчали, потом на Килрама, который в этот момент сосредоточено сопя пытался забрать у меня свой лук, схватившись за один из его концов. Естественно, я его не отдавал, но как только Лиа-Гилван стал поворачиваться в нашу сторону, вдруг резко отпустил свой конец лука, и чадо, не ожидавшее такого поворота дел, кубарем полетело в сторону. Глухой стук, которое издало его рыхлое тело при ударе об ограждение башенки, прозвучал райской музыкой для моих ушей. Но я преследовал несколько иную цель – в течении этого небольшого спектакля я незаметно наблюдал за Руком, и, когда Килрам полетел в сторону, с удовлетворением заметил на его лице легкую улыбку.

Старейшина посмотрел на своего отпрыска и обреченно покачал головой. Но когда он повернулся ко мне и заговорил ледяным, лишенным всяких эмоций голосом, я понял, что сгоряча перегнул палку:

– Нуасаада благодарит тебя за отличный выстрел, Макс. – Звучание моего имени в его исполнении более походило на верблюжий плевок. – У тебя талант, который может спасти еще не одну жизнь – он должен служить всему поселку, который спас тебя, предоставляет пищу и кров – последняя фраза прозвучала как предостережение. – Ты же не против?

Говорил он достаточно громко, чтобы быть услышанным несколькими оставшимися под башенкой воинами и уже успевшими подтянуться женщинами-жнецами, и мне ничего не оставалось, как не менее громко и уверенно согласиться. Находящийся внизу люд одобрительно заулыбался, Рук почему-то нахмурился, а стоящий на безопасном от меня расстоянии Килрам злорадно хихикнул.

– Твоя помощь придется как нельзя кстати. В последнее время участились ночные атаки эраний, а мужчин для патрулирования стены не хватает. Главное в этом деле – вовремя заметить чудовище и не дать застать себя врасплох, ведь оно практически невидимо в темноте и передвигается быстро и бесшумно, а уже с расстояния в пятнадцать метров, хищник может атаковать электрическими разрядами. Впрочем, подробные консультации ты можешь получить у одного из моих храбрых воинов – он единственный кто выжил после ночной атаки на эту башенку неделю назад.

Перспектива проводить ночи в дежурствах на злосчастной башенке радовала меня не больше предстоящей свадьбы Лиаты и этого представителя местной «золотой» молодежи. Хотя шанс избежать данной участи у меня все же был. Но помня о том, что сказал мне Алеандис, я на секунду задумался. Если дать старейшине в руки новое оружие, то это упрочит его власть, он сможет организовать новый поход, в котором погибнет куча народу. С другой стороны, людям все же надо было чем-то защищаться. Кроме того, разрабатывать оружие можно долго. Достаточно долго для того, чтобы осуществить все, что я задумал прошлой ночью. После секундных колебаний я повернулся к Лиа-Гилвану и заговорил громко и уверенно, с тем расчетом, чтобы мои слова были услышаны и внизу, где уже собралась порядочная толпа народа:

– Я преклоняюсь перед твоей мудростью и с радостью отдам жизнь во имя нуасадийского народа, но есть некоторые обстоятельства, утаивание которых было бы сродни предательству, поэтому я не имею права молчать. Я пришел издалека, и в моей стране давно изобретено невиданное по силе и мощи оружие, изготовление которого дало бы шанс вашему народу выстоять и победить в этой страшной войне. Всего за неделю я мог бы сделать лук, который бы стрелял вдвое дальше и сильнее. Я могу создать огненные стрелы, которые при попадании во врага разрывали бы его на куски, какого бы он ни был размера и силы. Вероломные эмиадийцы внесли серьезный дисбаланс в ваш мир спокойствия и равновесия, и я вижу свое предназначение в том, чтобы вернуть все на круги своя.

Толпа внизу одобрительно зашумела, то ли предвкушая кровавую расправу над эмиадийцами, то ли возврат равновесия Чар-Аура в их размеренную жизнь – очевидно, они не сильно верили, что предстоящая свадьба принесет нужные результаты. Лишь недавно подошедший Алеандис угрюмо стоял в стороне, качая седой головой и время от времени бросая в мою сторону испепеляющие взгляды. Я посмотрел на Лиа-Гилвана. Судя по насупленным бровям и отрешенному взгляду, в его душе только что возник внутренний конфликт, вызванный нешуточной борьбой между чем-то очень для него важным, например, между жаждой власти и природной осторожностью. Выбрав нужный момент, я нанес решающий удар. Правда, в этот раз, я говорил гораздо тише, и слышать меня мог только Лиа-Гилван:

– Подумайте, сиятельный. Успешный поход против Эмиады-Лол укрепит ваш авторитет, а новое оружие, в случае чего, защитит священную власть от посягательств нежелательных элементов и подстрахует на случай, если женитьба вашего сына и Лиаты не принесет нужных результатов. К тому же мне нужно совсем немного времени, и если у меня будут помощники, первые результаты появятся уже через пару недель.

По всей видимости, идея защиты священной власти пришлась ему по душе. Секунду поколебавшись, Лиа-Гилван громогласно объявил:

– В этом незнакомце живет дух настоящего нуасаадийца! Чтобы спасти наш народ он готов работать днем и ночью, и уже через четырнадцать разливов небесной реки обещает смастерить оружие, которое поставит нас выше природных сил и позволит выиграть эту кровавую войну! Ему в помощь я выделяю лучшего мастера поселка – Ксамира, а сам процесс изготовления беру под свой личный контроль. И да свершиться моя воля во славу Чар-Аура.

Люди внизу встретили мудрое решение вождя одобрительными криками. Лиа-Гилван расплылся в снисходительной улыбке и, понаслаждавшись несколько секунд обстановкой, царственным жестом повелел всем расходиться. Но когда он повернулся ко мне, от улыбки не осталось не следа, а от него веяло лишь скрытой холодной угрозой:

– Людям я верю лишь один раз. У тебя всего две недели, и на твоем месте, я бы не терял время. Да, и вот еще что, я наслышан о твоих играх с Лиатой, – не злоупотребляй ее добротой и держись от этой девушки подальше – женщин у нас сейчас много, и ты можешь выбрать практически любую – особенно из числа спасенных тобой сегодня. Последние быстро закивали, соглашаясь с мудрыми словами вождя.

Если нечего ответить, то лучше промолчать, что я и сделал. Окатив напоследок Килрама ледяным взглядом, я попрощался с вождем и отправился искать Ксамира.

Глава 4.

Его мастерская располагалась на холме, в теле которого находилась пещера Аура. Когда я вошел, мастер завтракал вместе с женой и сыновьями. Это был тощий, высокий человек, в засаленном рабочем переднике, растрепанными волосами и пронзительными голубыми глазами. Я вежливо поздоровался со всеми, в нерешительности стоя возле входа. Увидев меня, он широко улыбнулся и, ничего не спрашивая, пригласил за стол. Сегодня в меню был черный хлеб, каша, молоко и яйца микуков – более чем скромно. Если так питается лучший кузнец поселка и потенциальный родственник старейшины, то, что можно говорить об остальных нуасаадийцах?

Позавтракав, мы отправились в зал, где уже собрались остальные члены семьи, включая Галиса, Амида и древнего деда – очевидно, патриарха рода, и удобно расположились там, на многочисленной плетеной мебели. Все сохраняли торжественное молчание, и если бы не подбадривающее подмигивание моих друзей, я бы уже начал беспокоиться. Последним зашел глава семейства, неся в руках большой сверток. Выйдя на центр комнаты, он обвел всех присутствующих торжественным взглядом, прокашлялся и начал говорить:

– Наш уважаемый гость. Не существует цены, которой мы могли бы отплатить наш долг тебе, как нет и меры, которой можно было бы измерить нашу благодарность за спасение детей. Ты всегда будешь желанным гостем у нас в доме, где тебя будет ждать пища и кров, и всегда сможешь рассчитывать на нашу поддержку и понимание. Пока ты боролся со смертью, я кое-что для тебя сделал, надеюсь, ты окажешь нам честь и примешь эти скромные дары.

Все присутствующие дружно закивали в знак согласия, Ксамир подошел ко мне и торжественно вручил увесистый сверток. Все это было на столько искренне и трогательно, что я едва сдержал нахлынувшие на меня чувства. Я отложил сверток в сторону, встал и обратился ко всем присутствующим:

– От всего сердца благодарю вас. Никого ближе и роднее в этом мире у меня нет, и поверьте, что бы я ни делал и где бы не находился, интересы вашей семьи будут для меня превыше моих собственных.

Мои слова были встречены плохо скрываемой бурей восторга и радости. Вы не поверите, насколько открытыми были эти люди. Ксамир твердо пожал мне руку, Галис и Амид дружески хлопали по спине, хозяйка широко улыбнулась, а престарелый патриарх рода победоносно вскидывал вверх свою трость. Когда все немного успокоились, я, смущенный и покрасневший, развернул подаренный мне сверток. Внутри я нашел длинный меч и острый, прекрасно сбалансированный, кинжал великолепной тонкой работы. Сам сверток оказался сложенными курткой и штанами, изготовленными из прочной и мастерски выделанной кожи. Но больше всего меня поразил найденный там лук. Увидев мое восхищение, мастер с гордостью посмотрел на свое творение и сказал:

– Это было как какое-то озарение. Я осматривал твои костяные мечи, и внезапно мне пришло в голову соединить их именно таким образом. Надеюсь, ты не возражаешь…

– Буду ли я возражать? Да это же самый настоящий композитный лук, с негнущейся деревянной средней частью и двумя, надежно прикрепленными к ее концам, лезвиями птераньи. Я уже сейчас могу сказать, что его характеристики намного опережают все известные вам луки. Он просто прекрасен! Спасибо вам за все, но я пришел по очень важному делу, нам предстоит многое обсудить…

– Да, я уже наслышан. Ловко ты Килраму утер нос. Эх, будь моя воля… – Его голос дрогнул и он отрешенно уставился в окно но, через несколько секунд, встряхнул головой и продолжил спокойным, лишенным всяких эмоций голосом. Тут ко мне недавно Алеандис заходил, и не очень лестно отзывался о тебе и о твоих намерениях. В чем-то я даже с ним согласен.

– А я согласен с ним во всем! Неужели вы действительно думаете, что я дам новое оружие в трясущиеся, жадные до власти, ручонки Гилвана? У меня тут есть кое-какие идеи. – Я неожиданно запнулся и, обернувшись, увидел, что все присутствующие затаив дыхание, ловили каждое мое слово. Ксамир словно прочитал мои мысли:

– Не волнуйся, из этой комнаты не выйдет и слова. За каждого из присутствующих я готов поручиться головой.

– Я и не сомневаюсь! Вы все очень милые и порядочные люди, но дело не только в этом. У нас очень мало времени, и я бы хотел прямо сейчас найти Алеандиса. Поверьте, разговор действительно очень важный, и я хотел бы, чтоб в обсуждении приняли участие все нужные мне люди. Галис, Амид, вам тоже было бы неплохо поприсутствовать.

Возражений не последовало, правда мне пришлось еще ненамного задержаться, так как хозяйка настояла, чтобы я подстригся, побрился и переоделся в новую одежду, которая сидела на мне как влитая. И уже примерно через час, мы дружно отправились искать Алеандиса. Сначала мы заглянули в пещеру Аура, но она была пуста, и Галис предположил, что врач, возможно, сейчас у пострадавшего при ночном набеге эраний война. Идти было довольно далеко, и, чтобы не терять времени, я принялся объяснять Ксамиру концепцию многозарядного арбалета, который мы должны были изобрести для Лиа-Гилвана. Мужиком он оказался толковым, и пока мы искали нужный дом, успел не только понять, что я от него хочу, но и внести несколько существенных улучшений. Стоило мне только описать магазин со стрелами, крепящийся снизу, как он, после некоторых размышлений, предложил оснастить арбалет двумя магазинами, находящимися горизонтально, справа и слева от ложа стрелы, – немного ниже пружинящей дуги и тетивы. Причем затворный механизм, который обеспечивал подачу новой стрелы в паз, был связан еще и со специальным креплением, которое отодвигалось вместе с затвором в сторону при перезарядке, после чего возвращалась на свое место, и надежно фиксировало стрелу в пазу так, что стрелять из него можно было хоть вверх ногами. Стрелы решено было делать короче обычных, с четырехгранными наконечниками, оснащенными зазубринами на манер рыболовных крючков, а рычаг перезарядки приделать снизу, чтобы после выстрела можно было с максимальной скоростью зарядить оружие. По всей видимости, обсуждение этих деталей доставляло Ксамиру огромное удовольствие, причем делал он это с восхищением и некоторой грустью из-за того, что сам не додумался до этого раньше.

Через сорок минут мы нашли нужный дом, но он оказался пустым. Амид выяснил у соседей, что раненного война под присмотром Алеандиса понесли в пещеру Аура, для более основательного лечения. Делать было нечего, и нам пришлось возвращаться. Наш путь теперь пролегал по самой нижней, «рыбацкой», улице поселка, непосредственно прилегающей к озеру. Многие дома пустовали, и в бессмысленной надежде дождаться своих хозяев, грустно всматривались в водную гладь пустыми глазницами выбитых окон. Сильно пахло рыбой, мокрой травой и речной тиной. Погода была пасмурная и безветренная, и это еще больше подчеркивало неестественную тишину этого места. Лишь тихий шелест воды у самого берега да доносящиеся с верхних улиц крики микуков нарушали его траурную торжественность. Поймав мой грустный взгляд, Галис покачал головой и сказал:

– Война началась именно здесь, на озере. Шел ежегодный нерест рыбы, и почти все рыбаки вышли на промысел. Внезапно, огромные твари атаковали рыбацкую флотилию из-под воды – мы никогда не видели ничего подобного. Уцелело лишь несколько лодок…

Мы молча шли по уже начинающей зарастать травой дороге. В одном из дворов хозяйка, сидя на корточках, разводила костер, видимо, чтобы сжечь кучу сухих веток. Для этого она била узкой полоской стали по небольшому куску камня или минерала, высекая из него яркие искры. Результатом этой нехитрой операции стал занявшийся трут, раздув который, она смогла разжечь всю кучу. Завидев нас, она оторвалась от своего занятия и приветливо помахала рукой.

– Чем она развела костер? – Спросил я Амида, когда мы, поздоровавшись, прошли мимо.

– Разве ты не знаешь? Это называется ни’фрай – он есть у каждого жителя Нуасаады. Вот, посмотри – он достал из своей сумки кожаный мешочек и протянул мне. Мы присели на мягкую траву возле остова разбитой лодки, и я принялся рассматривать содержимое мешочка.

В нем было три отделения. В одном хранился трут, как и в моем мире, его изготавливали из корпии – рыхло распущенной обожженной ткани. В другом находилось железное кресало и кусок какого-то желтого минерала – очень похожего на кремний, но с непонятными белыми вкраплениями. А в третьем находился белый стальной порошок – как я узнал позже, его выскребали из светлых вкраплений в кремнии и подсыпали в растопку, если она оказывалась влажной. Я решил, что это мог быть магний – он горит с выделением большого количества тепла, при температуре более 2760 градусов по Цельсию, и может воспламениться даже от высекаемых из кремния искр.

Я с отсутствующим видом крутил в руках ни’фрай. Мои друзья молча сидели рядом, отдыхая от долгой ходьбы. В голове не было ни одной мысли – странное состояние, свидетельствующее об интенсивной работе подсознания. Я по опыту знал – сейчас меня посетит муза, и всеми силами старался ее не спугнуть. Что-то, пока еще совсем эфемерное, с каждой секундой обретало все более четкие очертания. И наконец… готово! Я победоносно улыбнулся и спросил у Ксамира:

– Ксамир, а чем вы удобряете ваши поля?

Кузнец посмотрел на меня удивленным взглядом психиатра, но все же ответил, не задавая лишних вопросов:

– В основном, или навозом сихрюнов, или специально изготовленным по древнему рецепту предков компостом. Но он дорог, и используется только для удобрения ценных растений – душистой курительной травы «алхва», обезболивающего дурмана и специй.

– И в чем состоит секрет его изготовления?

– Не понимаю, зачем тебе это, да и знаю совсем не много. В общих чертах весь процесс выглядит так. Сначала роют большую яму. В ней навоз и отходы скотобойни смешивают с болотной жижей и донными отложениями Великого озера. Туда же добавляют известь и золу. Все это месиво сверху опять заливается навозной жижицей и оставляется в таком виде на год – полтора. В результате получается удобрение, которое волшебным образом с позволения Чар-Аура увеличивает урожайность почти в два раза. Ты чего улыбаешься?

– Не обижайся. Во-первых, подтвердилась одна моя догадка, и у нас теперь есть реальный шанс изготовить огненные стрелы, о которых я говорил. А во-вторых, ничего волшебного в повышении урожайности нет. Ведь в результате всех преобразований, примерно одна шестая часть содержимого ямы превращается в селитру, которая в моем мире известна как первосортное азотное удобрение, для чего и производится на сотнях заводов миллионами тонн. Но селитра применяется также и в пиротехнике. Являясь сильнейшим окислителем, она позволяет некоторым веществам очень быстро сгорать без доступа воздуха, а проще говоря – взрываться.

Я поднялся и вернул Амиду его ни’фрай. Мои друзья последовали моему примеру, и мы отправились дальше. Пока мы дошли к пещере Аура, я успел объяснить суть своей идеи сгоравшему от любопытства Ксамиру.

Я планировал изготовить порох. При наличии всех компонентов, приготовить его достаточно просто. В пороховой состав входят уголь, селитра и сера. Физический состав химически сбалансированного пороха представляет тщательно перемешенную и перетертую смесь, состоящую из 75% селитры, 14% древесного угля и 11% серы. Но зачем производить порох, если потом не сможешь им воспользоваться? Ведь изготовление даже самого примитивного ружья требует огромной точности, специальных станков и сложных расчетов. У меня не было иллюзий на этот счет – нуасаадийская технология, только недавно научившаяся разливать металл в формы, не позволит изготовить даже простенькую пищаль. Единственный вариант, который у меня был – это изготовление боевых ракет, но тут опять возникала масса трудностей технологического характера. Кроме того, у нас вообще не было времени для испытаний.

Меня осенило, когда я увидел, как легко с помощью ни’фрая можно добыть огонь – теперь у меня в руках был настоящий взрыватель! Действительно, что может быть проще. Изготовляем глиняный шарик, который позже приладим к стреле, вместо наконечника. Внутри шарика, у передней его стенки будут находиться миниатюрные кремень и кресало, пороховой заряд, а также немного магниевого порошка. При попадании в цель, шарик бы разбивался, кресало ударяло по кремнию, высекая искры, которые при помощи магниевого порошка мгновенно воспламеняли бы пороховой заряд. И если я смешаю ингредиенты в правильной пропорции, всего половины спичечного коробка пороха хватит, чтобы оторвать птеранье голову. В моей идеи был лишь один изъян – сколько я ни старался, но так и не смог объяснить своим товарищам, что такое сера. Ни Ксамир, ни его сыновья решительно ничего про нее не слышали. Так что единственным местом, где бы я мог надеяться ее найти, оставались отроги дымящегося километрах в тридцати от Нуасаады вулкана, у подножия которого расположилась ненавистная Эмиада-Лол. Но для этого необходимо было бы осуществить самоубийственную попытку добраться туда. Пешком, так как верховые животные быстро выходили из под контроля, норовя убить всадников, с маленьким отрядом и легким примитивным вооружением пробиться сквозь патрули животных убийц прямо в логово врага… последняя такая попытка закончилась трагедией, а ведь тогда в походе участвовали чуть ли не все нуасаадийские войны. Странно, но я сразу не отмел эту идею как неосуществимую. Я еще не знал почему, но подсознательно чувствовал, что это единственный путь разрешения конфликта.

За разговором мы не заметили, как подошли к пещере Аура. У меня сложилось впечатление, что Алеандис нас ждал. Не успели мы подойти ко входу, как он выскочил на встречу, истерично размахивая руками и сотрясая воздух гневными тирадами по поводу моей неблагодарности, эгоистичности и недальновидности. Я также узнал, что выдыхаемый мной воздух оскверняет величие этого места, и что местные микуки являются моими близкими родственниками.

Позволив ему немного выговориться, я перебил его, заговорив спокойным уверенным голосом:

– Почтенный эскулап. Благодаря вашей тираде я значительно расширил свой словарный запас местной ненормативной лексики, за что я вам искренне признателен. Он мне очень пригодиться для общения с Лиа-Гилваном и его отпрыском. У вас прекрасное общество и люди, но Гилван – это просто какой-то грязный нарыв, и я намерен в скором будущем от него избавиться, и уж поверьте, никакого оружия он не получит!

Алеандис так и остался стоять с поднятым в осуждающем жесте перстом и открытым ртом, удивленно переводя ясные голубые глаза то на меня, то на Ксамира, который энергично кивал в знак поддержки моих слов. Однако он быстро пришел в себя, и, встряхнув гривой седых волос, принял более подобающий первому жрецу и лекарю вид. Теперь Алеандис говорил гораздо более спокойно, окрашивая свои слова в интонации мудрости и поучения:

– Ну, я конечно надеялся на это. Есть в тебе что-то необычное… Но почему-то хорошая весть всегда приходит вместе с плохой! Сколько раз я тебе повторял, – убийством зло не искоренишь. Кстати, я тебе историю про вторую щеку, которую время от времени нужно подставлять, рассказывал?

Я не стал дожидаться от него новой лекции, и довольно бесцеремонно перебил старика:

– Нет, не рассказывал! Но я много раз слышал ее в своем мире. Не скажу, что я в восторге от этой логики, но, пытаясь найти выход, использовал именно ее. Да, я простил Эми ?лию, и даже полюбил ее! Сделав это, я принялся искать аргументы в ее защиту…

Тут я сделал паузу и собрался с мыслями. Мои собеседники внимали каждому моему слову и мне нужно было во что б это ни стало убедить их в своей правоте. По-этому я старался говорить как можно более убедительным тоном:

– А ведь удивительная штука получается. В Эмиаде никто никогда не был, и никаких доказательств причастности к этому делу Эми ?лии, кроме пресловутого проклятия, нет! Как нет и мотива. А проклятие могло быть сказано, например, из-за сильного душевного волнения и обиды. Кроме того, жрица является чрезвычайно набожным человеком, и для того, чтобы пойти на войну, нарушающую все заповеди ее религии, ее смысла жизни, она должна была бы иметь очень веские причины, которых опять таки нет. Идем дальше. Чтобы управляя таким количеством животных, организовывать атаки, засады и патрули нужно обладать просто сверхъестественными способностями, а ни у Эми ?лии, ни вообще ни у кого из вашего народа на протяжении всей вашей истории подобные способности не проявлялись.

Но есть еще кое-что. В последнюю неделю нападения происходят все реже и реже. А сегодня, не считая появления хромой птераньи, животных не видели вообще. И мне кажется, что они уходят, открывая путь к Эмиаде. Ну, и что первым делом сделает Гилван, когда убедиться, что путь свободен? Правильно, устроит там резню. И я почти уверен, нет, я просто это чувствую, что кто-то очень заинтересован в том, чтобы люди сами убивали друг друга. Эми ?лия, всю жизнь служа балансу, ни за что не начала бы эту войну, у нее хватило бы мудрости остановиться. А вот Лиа-Гилван, с его тщеславием и недальновидностью, просто идеально подходит на роль воинственного «спасителя мира». Я привык мыслить логически, и единственное объяснение этой странной войны вижу в существовании какой-то третьей силы, которая была бы заинтересована в уничтожении людей посредством их стравливания друг с другом. Животных явно направляет чей-то разум, и я сомневаюсь, что это – Эми ?лия. А если жрица тут не причем, то единственное место, где можно получить ответ – это Эмиада. Мне просто необходимо туда прорваться, и я не удивлюсь, если окажется, что вокруг Эмиады нет защитных сооружений, а о самой войне они даже и не слышали. В худшем случае, они находятся в том же положении, что и мы.

Я остановился, чтобы перевести дух, и напряжено всматривался в лица друзей, ожидая их реакции. А последние, после секундного молчания, вдруг как то одновременно принялись говорить, подняв при этом невообразимый гвалт. Ксамир доказывал, что за все время существования поселка люди не видели ничего необычного, ни говоря уже про «третью силу», Амид поддерживал его, а Галис рассказывал, как он с самого детства обращал внимание на иногда разумное поведение животных. Молчал лишь Алеандис. Он задумчиво стоял, склонив седую голову и скрестив на груди руки. Наши глаза встретились, и внезапно все реплики друзей, отойдя на задний план, сплелись для меня в единое фоновое полотно мыслей. И, хотя я слышал, о чем они говорили, для меня сейчас существовал только тяжелый задумчивый взгляд Алеандиса. Что-то очень важное…

– Расскажи! – Я не просил. Я требовал. Мои интонации ясно указывали на важность и необходимость ответа. Говорившие как по команде замолчали, а старый лекарь, еще не много поколебавшись, жестом предложил нам войти в пещерку. Мы зашли под козырек и удобно устроились на мягких сиреневых подстилках всего лишь в нескольких метрах от свежей прозрачной стены водопада.

– Сначала, – Алеандис обращался только ко мне, – я расскажу о сотворении нашего мира. О том, что знает с детства каждый житель Нуасаады.

В незапамятные времена не существовало ни добра ни зла, ни светлого ни темного. Вся вселенная была подобна зеркальной поверхности тихого озера, на которой не было ни волн ни ряби, и только капли времени из небытия падали на его поверхность, вызывая едва заметное колебание вод. В его глубине спали великие Чар и Аур. И достаточно было проснуться одному, чтобы сразу открылись глаза у другого. Ибо они едины. Ибо нельзя познать и оценить добро не столкнувшись со злом, как и нельзя познать победу, не испытав горечи поражения. В свое время завершился Великий Круг, упала 25 920 капля, и настал час их пробуждения. Вместо мягкого, эфемерного и невесомого пришло время твердого, материального и тяжелого, ибо проснулся Чар-Аур.

И сразу после пробуждения, светлый Аур и темный Чар сошлись в Великой битве. Они бились шесть дней, попеременно побеждая друг друга, и искры, высекаемые их мечами сыпались в бездну Озера Вечности, и, сияя всеми цветами радуги, превращались в океаны, горы, зверей и птиц. И последняя, самая яркая радужная искра превратилась в человека и осталась в нем, переливаясь как не ограненный алмаз в весенних солнечных лучах. И увидев это, Аур и Чар прекратили битву и остановились, засмотревшись на ее сияние. И посвятили они седьмой день отдыху.

Но на восьмой день они вновь встали друг напротив друга с обнаженными мечами. И сказал Аур – у меня нет желания драться с тобой, ибо ты – мое отражение, и там где у меня право – у тебя лево, и там где я вижу любовь – ты находишь лишь ненависть. Согласился с ним Чар и прекратилась Великая Битва.

Но на девятый день померк свет сияющих искр, затопленный темными водами вышедшего из берегов Озера Вечности. Они тлели и, шипя, гасли, склоняясь перед его неумолимой силой. И вскоре весь мир оказался под водой, на дне Великого Озера. И в его глубине последней погасла искорка, горевшая в человеке.

Посмотри что ты наделал! – Вскричал Чар. Это не должно больше повториться! – Ответил ему Аур. И опять началась Великая битва, и вновь, высеченные ними искры превращались в леса, моря, животных и людей. Так они сражаются и до сих пор, попеременно побеждая и проигрывая, бесконечно любя и ненавидя друг друга и созданный ими мир. И только каждый седьмой день они позволяют себе отдохнуть и полюбоваться созданным великолепием.

Таким образом, – Алеандис внимательно посмотрел мне в глаза. – Мы верим, что наш мир живой, что он ощущает и помнит все, что происходит в нем. Убийство ради поддержания жизни является в какой-то степени запланированным. Кроме того, чем ниже ментальность, то есть разум жертвы, тем меньшую рябь поднимает душегубство в океане вечности. Отсюда следует, что если убивает хищник, то наш мир, наша земля, практически не замечает этого. Но если разумный убивает себе подобного, то этим нарушается равновесие всего сущего. Потому что внезапно высвобождается та самая радужная искра, сияющая в каждом из нас, и выбросом своей энергии поднимает волну на водной глади Великого озера, заставляя лодку нашего мира болтаться и раскачиваться. В этот момент, легче всего забрать силу жизни нашего мира – энергию авиты. И это огорчит Чар-Аура. Хуже может быть только самоубийство. И если убийства продолжаться – это еще больше расстроит Чар-Аура. И когда его терпению наступит предел, они прекратят Великую битву до назначенного часа, и весь мир снова окажется на дне озера вечности.

– То есть, ваш мир, – это творение баланса, бесконечной борьбы и единства противоположностей? – Медленно произнес я, задумчиво глядя на падающую с козырька пещеры воду. – Интересно, очень интересно. Особенно, если учесть, что твой рассказ очень похож на многочисленные религии, мифы и предания моего мира. Знаешь, меня всегда удивляло, почему в земных мифах присутствует такое количество цифр? В свое время, я много думал над этим, и пришел к выводу, что миф – это самое надежное средство передать Знание через века. Сотрутся и исчезнут надписи и фрески, великие строения уничтожаться ветрами времени, но они окажутся бессильными против людской памяти. Древние провели огромную работу, в надежде донести до нас что-то очень важное, в надежде, что мы их поймем.

Но есть между нашими религиями и коренное различие. В нашем мире мы верим, что зло — это не необходимая составляющая бытия, а паразит. Который растет только там, где разум отступает от Света.

Для дальнейшей иллюстрации своей мысли мне нужен был какой-то наглядный пример. Я быстро огляделся — рядом с потухшей жаровней стоял глиняный кувшин с длинным узким горлышком. Я осторожно взял его в руки и, собравшись с мыслями, продолжил.

— Одного священника в моем мире как-то спросили — Бог всемогущ? Если да, то может ли он создать такой камень, который Он Сам не смог бы поднять? И если Он такой камень создаст, но не сможет его поднять, то какой же Он тогда Всемогущий?

— И каков был ответ? — Заинтересовано спросил лекарь.

— Господь уже создал этот камень. И имя ему — человек. Человек и его свободная воля, выбор которой настолько уважаем Богом, что он готов принимать нас любыми, терпеть зло внутри нас. Лишь бы сохранилась эта Божья искра — наша свободная воля.

— Зачем Ему это? Не понимаю!

— Все очень просто. Мы верим, что Бог есть Любовь. Он бесконечно любит нас и ждет от нас ответного чувства. А ведь любить можно только по свободной воле. А теперь я смогу объяснить природу зла. Смотрите, — я продемонстрировал друзьям глиняный кувшин. — Представьте, что у этого сосуда вдруг появилась возможность делать свой свободный выбор. И вот кувшин сам решает отвернуть свое горлышко от света. И что же мы видим? Внутри него — тьма, но его таким не создавали! Он был создан для света и тепла. И уж конечно, тьма внутри него — никакая не «необходимость баланса», и виноват в этом лично сам кувшин, ибо он сам отгородился от света своими стенками, отвернул горлышко. Человек — это кувшин. Обладая свободной волей, он может повернуть себя к Свету и засиять изнутри, а может и отвернуться от Него, запечатав себя пробкой себялюбия, зависти, злобы. И это будет его выбор. В таком случае, никто не должен говорить, что Сам Свет создал его таким для какого-то там баланса. Нет, это был личный выбор самого кувшина. Проявление его свободной воли. Его персональная ответственность. Его крест.

— Очень интересная у вас вера. — Задумчиво протянул Алеандис, глядя куда-то себе под ноги.

— Если захотите, мы поговорим о ней позже. — Ответил я, довольный, что мое импровизированное выступление нашло благодарных слушателей. Но сейчас все мои мысли были вновь направлены на поиск выхода из сложившейся ситуации.

Идея, даже, скорее, какое-то понимание, еще пока слишком эфемерное и невесомое, робко примостилось на краешек моего сознания, и принялось складывать в единое мозаичное панно все мои отрывочные знания о земной Традиции, догадки и предположения. По опыту я знал, что ему просто нужно дать немного времени и фактов. Мыслить подсознанием – это целое искусство. Ведь в повседневной жизни мы используем всего несколько процентов мощности мозга, а природа никогда не создает ничего лишнего.

– А вывести мир из равновесия можно только лишь убийствами, или есть что-то еще? – Спросил я, повинуясь все тому же подсознанию.

– Достаточно мудрый вопрос для столь юного возраста. – Алеандис довольно улыбался и говорил с интонациями гордости, очевидно, он считал меня своим питомцем. – Ведь дело не в убийстве как в таковом, а в нарушении равновесия. В случае насильственной смерти – это неконтролируемый выброс из радужной искры энергии авиты. Хотя, после твоей лекции я даже не знаю что и думать.

– Но есть еще кое-что. – Алеандис медленно поднялся и принялся расхаживать перед нами. – Это не сказка, а передающиеся из поколения в поколение предание, которое мы, жрецы и лекари, обязаны заучивать наизусть, и, в свое время, открывать своему последователю. Тому, кто сможет передать его дальше.

Энергия авиты – это единственная основа всего сущего. Она есть в каждом из нас. Есть она и у нашего живого мира. Она дает неограниченную власть над мирозданием, дарит жизнь и бессмертие, исполняет желания. Человек слаб, и чтобы не допустить лишних соблазнов Чар-Аур устроил его так, чтоб он мог пользоваться энергией авиты только в пределах своей личной радужной искры. Но в те моменты, когда мир выходит из равновесия, когда лодка бытия начинает раскачиваться на поднятых бессмысленной жестокостью волнах, энергию авиты можно украсть у всего нашего мира. И тогда каждая искорка каждого человека, сама отдаст, пожертвует миру недостающую энергию, чтобы восполнить потерю. И одновременно, все радужные искорки мира начнут тускнеть. И, чем больше авиты отдаст наш мир, тем более тусклыми сделаются искры. Солнце замедлит движение по небосклону, так как у мира больше не останется сил поддерживать его движение, а после остановиться вообще, – тут я опасливо посмотрел на небо, – одна половина земель окажется под покрывалом вечной ночи, а другая погрузиться в вечный день. А еще через время, когда чаша жизни будет выпита до дна, и ничто больше не будет связывать вместе каждую частицу нашего мира, он просто распадется на сотни мертвых осколков, в последний раз выплеснув остатки авиты в вечное ничто. Вот и все, что я знаю.

Мы молча сидели, следя за безмятежным падением хрустальных струй, подавленные величием древней мудрости. Я медленно встал и подошел к каменному алтарю. Друзья, не говоря ни слова, последовали за мной.

– У него есть шанс? – Сказал я, глядя на израненного война, лежащего там.

Алеандис вздохнул и удрученно покачал головой. – Его состояние ухудшается с каждым часом. Не думаю, что он сможет выкарабкаться.

Я внимательно посмотрел в глаза лекарю, и, отчетливо произнося каждое слово, спросил:

– Возможно ли, чтобы какая-то неведомая сила специально провоцировала войну между Нуасаадой и Эмиадой, чтобы вывести мир из равновесия и отобрать у него часть авиты? Подумай хорошенько, прежде чем ответить.

– Нечего тут думать! – Алеандис ответил с несвойственной ему резкостью – это единственное объяснение всему этому сумасшествию, но я не представляю, что это может быть за сила, и откуда она пришла в наш мир!

– Войну нужно остановить прежде, чем Гилван и его сторонники доберутся до Эмиады. И я не вижу другого пути, чем как попасть туда и все увидеть собственными глазами. Кроме того, на вулкане я надеюсь найти серу и изготовить порох – он нам может очень пригодиться – твердо сказал я, взяв Алеандиса и Ксамира за руки.

Раненный воин слабо застонал и Алеандис отправился наверх менять светофильтры, чтобы изменить рисунок света, который образовывал радужный шатер вокруг постели больного. Ксамир медленно высвободил руку и отрешенно произнес:

– Сумасшествие! Это самоубийство. Нам не пройти и половины пути, ведь ездовых животных у нас не осталось – большинство из них сбесилось еще в начале войны, а пешком мы обречены. Отправишься туда – и тебе уже никогда не пройти по следу эдафо!

– По следу кого? После всего, на что я тут насмотрелся, мне меньше всего хотелось бы бродить по следам очередного представителя местной дружелюбной фауны!

– Эдафо, это не совсем животное. – Алеандис уже успел вернуться и теперь стоял у входа, держа в руке разноцветные кристаллы светофильтров. – Это скорее символ. Символ нашего народа. Он живой, иногда он ест и пьет. Но он не размножается и не стареет. Никто не знает, откуда он взялся – он был всегда. Во время больших праздников, или чествования какого-нибудь героя, Эдафо становиться белым, его выводят из логова, и величайшей честью является пройти по его следу. Если у нашего народа случается горе – эдафо приобретает черную окраску. Только вождь имеет право ездить на нем. Последний раз на эдафо летал Гилван, сразу после избрания на пост вождя. Это было величественное зрелище: животное широко раскинуло свои кожистые крылья и быстро скользило над землей, время от времени царственно отталкиваясь от поверхности мощными лапами.

– Так оно летает? – Удивленно спросил я.

– Не летает, а планирует. – Исправил меня Галис. – Летают птицы и насекомые, они машут при этом крыльями. А крылья эдафо неподвижны, он не может взлететь вверх и несется примерно в метре над землей, отталкиваясь от нее лапами. И только лишь иногда, разогнавшись, может взлететь на несколько метров вверх, или спланировать с обрыва.

– Не важно! – я уже знал, что мне нужно делать, а потому заговорил быстрее. – Главное, что теперь у нас есть способ попасть в Эмиаду!

Несколько секунд до них доходил смысл сказанного. После чего лица Ксамира и его детей стали медленно расплываться в улыбках. А когда Алеандис неуверенно сказал что-то по поводу святотатства, я молча кивнул в сторону израненного война. Других аргументов не потребовалось.

Глава 5.

Приближалось время ужина, и Небесный поток уже почти полностью закрыл собой солнце. В доме старейшины готовили еду, а мы с Амидом, не без удобств устроишись в небольшой рощице на склоне холма, внимательно наблюдали из своего укрытия за происходящим во дворе. Я привык действовать быстро, и, за прошедшие полдня успел многое сделать. Кроме детально разработанного мною плана, Ксамир и Галис практически закончили изготовление заготовок для взрывающихся стрел и смеси селитры с древесным углем. Селитру, правда, пришлось довести до нужной концентрации, подвергнув процессу перекристаллизации. Дом стоял на небольшой скале, в подножии которой находилась пещера эдафо. План, по сути, был достаточно прост. Пещера охранялась круглосуточно, но только приближенными Гилвана, все они жили в одном доме, и, что самое главное, кормились из общего котла – какая непростительная недальновидность! Вот открывается дверь кухни, и толстая кухарка идет по протоптанной дорожке к амбару с неприкосновенным запасом еды Нуасаады. Естественно я посетил его заранее – замок смог бы открыть и ребенок – и тщательно посыпал остатки провианта адской смесью из слабительного и снотворного, любовно приготовленной за пару часов до этого Алеандисом. Я внимательно выслушал его наставления по поводу дозировки, а потом превысил ее ровно в два раза – в последнее время я заподозрил лекаря в чрезмерном гуманизме. Так, судя по всему, сегодня на ужин будет каша и сушеный окорок сихрюна – кухарка, воровато озираясь, быстро потащила свою добычу на кухню, сгибаясь под тяжестью только что «приватизированного» добра. Я спокойно улыбнулся и, растянувшись во весь рост на мягкой травке, с наслаждением раскурил толстую сигару, изготовленную из местной ароматной травки «алхва». Амид последовал моему примеру, и мы воспользовались оставшимся временем, чтобы отдохнуть и еще раз обсудить детали операции.

Где-то через час уже стемнело, и я с удовлетворением отметил, что мое тайное посещение поселкового амбара дало первые результаты. Первой из дома выскочила толстая кухарка, очевидно, ей не плохо перепадало из общего котла, и, не смотря по сторонам, стрелой метнулась к стоящим в другом конце двора уборным. За ней следом вылетели несколько слуг, Гилван, и преследующий его по пятам отпрыск. Естественно, отхожее место не было рассчитано на такой наплыв желающих, от чего перед входом образовалось небольшое столпотворение. Мне было даже немного их жаль – люди находились в какой-то прострации, сильное желание заснуть прерывалось мучительными судорогами живота и непреодолимыми позывами посетить известное место. И, естественно, никакого желания смотреть по сторонам и следить за двором у них не было. Я дождался момента, когда паника достигла своего апогея, и подал сигнал к выдвижению.

Под покровом сгущающихся сумерек мы быстро преодолели небольшой каменный забор и прокрались к пещере эдафо, находящейся прямо под домом вождя. Подаренным мне кинжалом я не без труда отогнул тугую пружину навесного замка, и мы вошли внутрь. Я ободряюще подмигнул немного робеющему Амиду и осторожно закрыл за собой широкую дверь. Мой друг достал ни’фрай, и вскоре неровный свет факела осветил каменный туннель, ведущий вглубь скалы. Мы осторожно двинулись вперед – Амид освещал дорогу, а я, на всякий случай, достал меч. Через несколько десятков метров туннель вывел нас в небольшую пещерку, явно искусственного происхождения. В ее глубине находилось некое подобие стойла, в котором, как я и предполагал, стояло два странных животных, черной и белой масти, меланхолично жующих сено. Меня удивило то, что на наше появление они не обратили ровным счетом никакого внимания. Так состоялось мое первое знакомство с эдафо.

Животное имело почти четыре метра в длину и около полутора – в высоту. Оно было похоже на помесь хорошо упитанного крокодила и кенгуру. Два непропорционально широких коротких крыла были плотно прижаты к веретенообразному туловищу. Животное стояло на длинных и невероятно мощных лапах, с характерным птичьим изгибом. Посредине туловища находился странный кожистый вырост. Меня потрясло то, что при ближайшем рассмотрении он оказался спинкой довольно рельефного и глубокого сиденья, растущего прямо из спины. Рядом с ним находилось свернутое в кольцо щупальце. Сказать, что увиденное удивило меня – не сказать ничего. Я ошеломленно разглядывал эдафо, который, к слову, и ухом не повел, когда я дотронулся до сиденья. Я потрогал его, и мне ничего не оставалось, как признать, что оно действительно растет из широкой спины животного, как и то, что такое в результате естественной эволюции оно развиться не могло. А это значит… Стоп! Загадки эдафьей эволюции можно будет раскрыть и позже, а сейчас у нас есть гораздо более важное дело.

Неожиданно мое внимание привлек какой-то посторонний шорох, доносившийся из дальнего угла пещерки. Я осторожно повернулся и сделал шаг в том направлении, держа меч на изготовку. Амид, в благоговейном смущении стоявший у входа, двинулся за мной. В ту же секунду от стены отделилась тень и уверенно двинулась нам на встречу. Дрожащий свет факела вырвал из темноты очертания человеческой фигуры, держащий в руках натянутый лук. Так, дело принимало серьезный оборот. Хлынувший в мои вены адреналиновый душ окончательно вывел меня из ступора, вызванного знакомством с эдафо. Я прикинул расстояние – до человека было метров шесть. В одно мгновенье были разработаны несколько самоубийственных планов, включая меткий бросок меча в голову и сверхдальний прыжок по сложной траектории с последующим нанесением тяжких телесных повреждений незнакомцу. К сожалению, все они страдали одним существенным недостатком, почти с одинаковой вероятностью гарантируя мне в финале билет на небеса. Естественно, в один конец. Эх, если бы Амид догадался погасить факел! В темноте с мечом я бы имел неоспоримое преимущество. Я попытался подать ему знак, но незнакомец, очевидно, понял мои намерения и опередил меня:

– На твоем месте я бы не двигался, ты мне нравишься, и я не хочу тебя убивать. – Человек приблизился еще на пару шагов, и я узнал в нем Рука – телохранителя Гилвана.

Я обреченно опустил меч, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации. Рук победоносно улыбнулся и, движением лука прерывая мою попытку заговорить, продолжил:

– Вы осквернили святая святых Нуасаады. Только посвященные имеют право входить сюда. Завтра состоится суд, там у вас будет возможность оправдаться, а сейчас – двигай наверх.

Пламя факела зловещим багряным отблеском отражалось от зазубренного наконечника его стрелы – надо признать, очень весомого аргумента. Но отступать я не собирался, а потому не двинулся с места. Собрав остатки самообладания, я заговорил, пытаясь придать своим словам интонации уверенности и силы.

Я обрисовал ему свое видение сложившейся ситуации, доходчиво объяснил, что дальнейшее мудрое руководство Гилвана неизбежно приведет к кровавой резне и что считаю Эми ?лию непричастной к войне, которой добиваются некие загадочные силы. Я надеялся, что ему станет понятно – ответы можно получить только в Эмиаде-Лол.

– Третья сторона…никогда не слышал ничего подобного. Я дал клятву охранять справедливое и мудрое правление Гилвана…

Не дав ему закончить, я в возмущении перебил его. У меня был припасен козырь в рукаве, но, не зная как отреагирует Рук, я пока не решался его доставать.

– Если он такой мудрый и справедливый, тогда зачем ему телохранитель? И вообще, как ты можешь служить человеку, который, пользуясь своим положением, ворует общую еду, когда в селении голод?!

В ответ на мой вопрос Рук лишь опустил глаза и почти неслышно вздохнул – видимо, в душе он был неплохим парнем. Кроме того, было заметно, что он уважал меня, скорее всего, после инцидента на охранной башне. Уважал как профессионал профессионала. Но это не мешало ему сейчас целиться мне в грудь с расстояния в три метра. Когда он вновь заговорил, я смог уловить нотки сомнения в его голосе:

– В твоих словах есть смысл, но все это слишком странно, чтобы вот так сразу принимать какие либо решения. Гилван мудрый, он что-нибудь придумает. Кроме того, я дал клятву перед богом охранять его власть… На этом разговор закончен, живо, двигай к выходу!

Зная, как сильно рискую, я швырнул меч к его ногам и предпринял последнюю попытку убедить его:

– Боги бывают не только хорошими, а Гилван только о том и думает, как сохранить доступ к общей кормушке. Подумай, у нас есть шанс остановить это безумие. Алеандис считает, что какие-то загадочные силы пытаются украсть энергию авиты у нашего мира. Ты говоришь, что никогда не сталкивался ни с чем загадочным, но два доказательства сейчас перед тобой – я показал на себя, а потом кивнул в сторону эдафо. – Я сделал паузу, чтобы он мог осмыслить сказанное, а потом продолжил, окрашивая свои слова в полутона скорби и печали. – Вспомни своего брата, вспомни, как он погиб в том походе из-за недальновидности Гилвана. Ты хочешь, чтобы погибли другие?

Мне повезло, что я заблаговременно навел справки о прошлом телохранителя и его окружения, но я действительно сильно рисковал – пальцы Рука, держащие лук, побелели от напряжения и плохо скрываемого гнева. Он не произнес ни слова, а я, внутренне приготовившись в случае чего прыгать, спокойно и уверенно закончил свою мысль:

– Сейчас у нас есть шанс если не остановить войну, то, хотя бы получить ценнейшую информацию. Кроме того, на склонах вулкана я надеюсь найти серу и закончить изготовление огненных стрел. Даже при самом худшем варианте развития событий это сможет спасти десятки жизней. Ты же чувствуешь, что я прав, просто наберись смелости и признайся в этом самому себе. Помоги мне… помоги своему народу!

Бывают моменты, когда спутать секунду со столетием не составляет никакого труда. Я был уверен, что слышу противный шелест, который издает ползущий по жилам страх, и только невозмутимые эдафо продолжали меланхолично пережевывать траву. Наконец Рук заговорил, медленно опуская лук:

– Тысяча дохлых микуков! А ты умеешь убеждать. В конце концов, нам терять нечего. Я помогу тебе, но у меня есть два условия. – Сзади послышался вздох облегчения – и я понял, как сильно Амид волновался все это время. – Во первых, пусть Алеандис снимет с меня обет верности вождю. А во вторых – я еду с тобой. Ты согласен?

Как будто у меня был выбор! Хотя, профессиональный воин в этом походе явно не будет лишним. Меня беспокоил только один момент:

– А если Эми ?лия действительно не причем? Тогда кто как не Амид – ее племянник – сможет убедить ее в нашей правоте?

– Белый эдафо рассчитан на двух седоков, так что полетим втроем. Кстати, ты знаешь, как им управлять?

В ответ на риторический вопрос я лишь слегка помотал головой. Мы подошли к животным, и Рук пустился в объяснения:

– Как только ты сядешь в седло-кресло, потяни вот за это свернутое в кольцо щупальце – телохранитель указал на растущий сзади от седока длинный кожаный отросток с присосками. – Он будет удерживать тебя во время езды. Направление движения выбирается растущей справа небольшой кожистой ручкой, а скорость – той что слева. Два мягких чувствительных пятна и тебя под ногами управляют креном в полете – чем глубже утопить в них ноги – тем сильнее животное завалиться набок. Шишковатые наросты перед твоими глазами покажут, когда эдафо нужно будет отдохнуть, попить или поесть – они примут красную окраску. Между ними находиться третье ухо – в него можно произносить команды. Я знаю только «прыгай и планируй» – она используется при прыжках с большой высоты, а также «следуй домой» – эдафо странным образом всегда находит дорогу к своей пещере. Ну, вроде все. Кстати, а как вам удалось пробраться сюда, и что не менее интересно – как мы собираемся выбраться обратно?

Я нервно рассмеялся и рассказал о своей небольшой шалости, что сильно позабавило Рука – очевидно, он действительно недолюбливал Гилвана и все его семейство. Ну что ж, тем лучше. Я подошел к черному эдафо и уселся в довольно удобное сиденье.

– Не будем терять времени, – я надеялся, что друзья не заметят сквозящего в моих словах сомнения.

Они дружно кивнули и последовали моему примеру. Я надежно пристегнулся ремнем-щупальцем, с силой припечатав присоску к противоположной стороне сидения. Эдафо ожил и приподнялся на своих мощных птичьих ногах. Я тронул правый, очень похожий на джойстик, вырост и животное плавно двинулось к выходу. У меня за спиной слышались тяжелые шаги второго эдафо.

Мы легко преодолели каменную ограду вокруг дома Гилвана и незамеченными скрылись в темноте Алеидийской ночи. Там, в пещере, у меня не было времени удивляться, но было совершенно очевидно что эдафо был создан искусственно, как живая машина для передвижения, неведомым мне разумом. И, возможно, именно он ответственен за эту кровопролитную войну. Ну что ж, если все пройдет удачно, у меня еще будет время подумать над этим, а пока есть более неотложные проблемы.

Вскоре мы достигли нужного места, и Амид подал условный сигнал, сымитировав брачный писк микука. Из темноты появились Алеандис, Ксамир и Галис. Я вкратце рассказал им о наших приключениях в пещере, после чего Ксамир передал нам рюкзаки со снаряжением и заготовками для огненных стрел, а Алеандис снял с Рука обет верности. Мы горячо попрощались и, не мешкая, двинулись в путь. Стена и ворота охранялись круглосуточно, а посему было решено выходить, а, точнее, прыгать, с неприступного западного склона холма.

Мы молча стояли на самом краю скалистого обрыва. Где-то там, примерно в тридцати километрах к западу, высилась скрытая сейчас ночным полумраком Дымящаяся гора. И именно там мы встретим свою судьбу. Переливающийся всеми цветами радуги Небесный Поток окрашивал все вокруг в неестественные зелено-фиолетовые приглушенные оттенки. Ночной воздух был прохладен и свеж – казалось, им можно было напиться. Да, жизнь прекрасна, ничего не скажешь. Я вздохнул, повернул голову и посмотрел на своих спутников – они ответили мне едва заметными кивками. Еще раз с наслаждением набрав полные легкие пьянящего воздуха, я наклонился к третьему уху и как можно отчетливее произнес команду «прыгай и планируй».

Глава 7.

Эдафо как-то медленно приподнялся и величественно расправил широкие могучие крылья. После этого он не менее величественно присел и, мощно оттолкнувшись, прыгнул со скалы. Сзади послышался шелест рассекаемого воздуха – Рук прыгнул сразу вслед за мной.

Первые несколько секунд мне было страшно – земли видно не было, а прямо за моей спиной быстро проносились острые камни – эдафо просто спускался вниз, на манер парашюта, и в любой момент мог зацепиться за повсеместно торчащие острые скалы. Но потом я спохватился и легонько подал кожаный джойстик от себя, осторожно надавив при этом на мягкое чувствительное пятно правой ногой. Эдафо величаво изогнул крылья, опасный обрыв уплыл влево и вскоре остался далеко позади. Потрясающее чувство восторга от полета с головой захлестнуло меня. Я радовался и боялся одновременно, совсем как ребенок, который, впервые увидев величественный и грозный океан, сначала испугался, а потом, переборов страх, сполна насладился его прохладными солеными водами.

Обернувшись назад, я нашел в небе белый эдафо Рука, который скользил чуть выше и немного позади меня – я приветливо помахал ему рукой, но вместо ответа, он почему-то собрался и с силой вцепился в опоясывающее его щупальце. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться о значении этого жеста, и моя реакция не подкачала – к тому моменту как я повернулся обратно, я уже успел принять подобную позу и теперь с замиранием сердца смотрел на приближающуюся с приличной скоростью землю. Но как следует испугаться я все же не успел, а жаль, мне следовало бы заранее расспросить Рука об особенностях посадки на эдафо. До поверхности оставались считанные метры, когда животное напряглось и поджало ноги, но потом, вместо того, чтобы перейти на бег, вдруг с силой оттолкнулось от земли и опять взмыло в воздух. Этот маневр вытряс из меня остатки самообладания, и мне пришлось здорово постараться, чтобы вновь обрести его.

Мы летели по волнообразной траектории всего в каких-то паре метров от земли, в низшей точки которой эдафо мощно отталкивался лапами от поверхности, набирал несколько метров высоты и планировал, пока не снижался на подходящую для нового толчка высоту. Вскоре я понял принцип передвижения эдафо, который, по большому счету, был живой моделью самого настоящего экраноплана.

Экранопланы — это скоростные низколетящие суда, использующие при движении эффект экрана, многократно увеличивающий несущие свойства крыла, которые возникают от того, что его изогнутый профиль заставляет воздух над ним двигаться быстрее воздуха, находящегося снизу. Это создает разряжение над крылом и в буквальном смысле «подсасывает» его вверх. В отличие от судов на тривиальной воздушной подушке, экраноплан держится над поверхностью при помощи не статической, а естественной динамической воздушной «подушки», которая возникает от скоростного напора. При этом высота полета составляет всего 0,5 – 1,5 метра, вне зависимости от конфигурации поверхности, хотя и желательно, чтобы она была ровной. Эффект экрана хорошо известен летчикам, он может здорово помешать при посадке, просто подбросив самолет вверх.

Освоившись с управлением, я даже позволил себе немного полихачить. Я дал максимальную скорость, и в момент касания поверхности до отказа рванул «штурвал» на себя. Мы взмыли на добрый десяток метров – очевидно, сила ног животного была просто колоссальна – и в высшей точки траектории я с силой надавил на правое чувствительное пятно. После секундного замешательства эдафо резко крутанулся вокруг своей оси, сделав так называемую «бочку». Я успел выровнять его всего лишь в считанных метрах от поверхности и просто задохнулся от нахлынувшего на меня адреналинового задора и веселья. Прямо надо мной струился потрясающей красоты Небесный Поток, в лицо дул свежий пряный воздух, причем, судя по его напору, наша скорость была никак не ниже километров шестидесяти в час. Я обернулся и увидел, что мои друзья здорово поотстали, двигаясь немного правее меня. Я максимально снизил скорость, чтоб дать им возможность догнать меня и достал свой импровизированный компас. Сверившись с ним, я убедился, что нос моего животного сориентирован строго на запад, прямо на место встречи Небесной Реки и горизонта, и снова обернулся.

Расстояние до белого эдафо заметно сократилось, но он все еще был достаточно далеко – никак не меньше пары сотен метров. Неожиданно мое внимание привлекли две светящиеся искорки, на вершине маленького холмика, справа от меня. Через него проходил курс эдафо Рука, а посему я решил посмотреть, что там такое. Немного увеличив скорость, я облетел холмик с запада, и с ужасом понял, что моим друзьям грозит смертельная опасность – за холмом скрывалось самое жуткое из когда-либо виденных мной созданий. Птеранья по сравнению с ним была просто пушистым хомячком.

Огромный паукообразный монстр сидел в засаде, и явно поджидал летящий прямо на него эдафо. По его пятиметровым щупальцам зловещими сполохами пробегали разряды электричества, иногда они срывались с их концов и мертвенно-голубыми брызгами уносились вверх. Из оцепенения меня вывел собственный крик, которым я пытался предупредить друзей. За это время расстояние между холмиком и белым эдафо сократилось до нескольких десятков метров и продолжало уменьшаться. Видимо, поняв, что его позиции раскрыты, животное зашипело, и с огромной скоростью бросилась навстречу Руку. Последний, очевидно, так и не услышал мои крики, но отменная реакция сделала свое дело – Рук резко ушел в сторону и вверх, и именно благодаря этому два мощнейших разряда молний попали не в людей, а в крыло и живот эдафо. Животное, как-то сразу обмякло, и, пролетев по инерции с десяток-другой метров, рухнуло на землю, прорыв при этом своим острым носом порядочных размеров канаву. Очевидно, при ударе об землю, фиксирующая щупальце-ремень присоска не справилась с нагрузкой, и не смогла удержать людей. Они вылетели из своих кожаных кресел и теперь лежали в нескольких метрах от эдафо, не подавая признаков жизни. От ужасного хищника их отделяли какие-то несколько десятков метров, и я вдруг отчетливо понял, что у них нет никаких шансов – я просто не успею им помочь.

Но эранья, поразив эдафо, неожиданно остановилась – скорее всего, животному нужно было некоторое время, чтобы восстановить энергию, а у меня появился реальный шанс успеть что-то предпринять. Я дал полный «газ» и, резко развернувшись, бросил свой живой экраноплан по направлению к хищнику. В это время эранья начала понемногу приходить в себя – щупальца стали вновь наливаться мертвенно-бледным светом, и все восемь паучьих ног, поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее понесли монстра по направлению к моим беспомощным друзьям. В этот момент я вдруг ясно представил, как вернусь домой – один, без Амида и Рука, как буду объяснять оружейнику, что случилось с его сыном по моей вине – ведь я не смог их спасти или хотя бы предупредить. Но все мои душевые метания – это ничто, по сравнению с ожидающей Амида и Рука участью – быть переваренным заживо – врагу такого не пожелаю! Я похолодел и решительно достал из-за спины композитный лук Ксамира и длинную стрелу с зазубренным трехгранным наконечником. Сейчас я покажу этому пауку-переростку, что бывает с теми, кто осмеливается грозить моим друзьям смертью. Кажется, Рук советовал стрелять монстру в шею – единственное место на теле животного, не защищенное толстой хитиновой броней…

Внезапно, время замедлилось, да и не со мной все это происходит. Я наблюдаю со стороны за этой игрой, пьесой, постановкой с предрешенным концом и известным победителем. И естественно это я. Точнее, тот актер, который меня играет. Момент истины наступает именно для него, и, если он промажет, – не мне нести ответственность за этот промах.

Если бы я полагался на разум, и попытался рассчитать выстрел, у меня наверняка бы ничего не вышло. А на кого вы бы поставили, если б я утверждал, что стрела, пущенная ночью с расстояния в 50 метров с несущегося над землей эдафо, точно в нужное место поразит эранью, причем на расчеты отводиться всего несколько секунд. Но, доверившись подсознанию, что в последнее время у меня получалось подозрительно часто, я просто знал, когда и как нужно выстрелить.

В эту секунду для меня существовал лишь отливающий холодной сталью наконечник стрелы и серый силуэт эраньи, наполовину скрытый ночными сумерками. Точно в нужный момент я отпустил тетиву, которая, сорвав капельки пота с кончиков пальцев, с пронзительным свистом швырнула стрелу в ночной сумрак. Звук был таким громким и резким, что я сделал предположение о преодолении стрелой звукового барьера, и подивился тому, как сильно натянул тетиву, не сломав при этом лук.

И, конечно же, я попал. Удар был настолько силен, что животное, споткнувшись на всем скаку, несколько раз перевернулось через голову, резко разрядило свои щупальца, озарив окрестный пейзаж яркой голубой вспышкой, и пролетев по инерции несколько метров, упало на спину в нескольких шагах от Амида. Упало, чтобы никогда больше не подняться.

Через несколько мгновений я был уже рядом с ними. Мощнейшие лапы взрыли землю, когда я резко осадил эдафо, чуть было не оторвав кожаный рычажок-отросток. Могучие крылья еще до конца не сложились, а я уже отлепил присоску ремня безопасности и, спрыгнув на землю, достал меч, чтобы в случае чего прикончить эранью. Но, как оказалось, в этом не было никакой необходимости – стрела вошла в ее шею почти целиком, виднелось только оперение – возможно, слишком легкая смерть для такой твари. Ну, если за всем этим стоит Эми ?лия, я не сомневаюсь, что смогу убить ее.

Я резко повернулся, и, спрятав меч в ножны, бросился к моим друзьям. Я проверил пульс и бегло их осмотрел. Они были живы, и похоже, не получили серьезных травм и переломов. Сначала я привел в чувство Амида, смочив его лицо водой и слегка похлопав по щекам. Потом мы занялись Руком, и я испытал большое облегчение, услышав от них слова горячей благодарности – похоже, они не винили меня за то, что я улетел вперед и не успел предупредить их. Мы потратили немного времени, чтобы перевязать многочисленные порезы и смазать ссадины специальной лечебной мазью, которой снабдил нас предусмотрительный Алеандис. В течение всей этой процедуры я внимательно осматривал окрестности, так как справедливо ожидал появления нового представителя местной фауны. К счастью, мои опасения не оправдались, и я задал Руку вопрос, от ответа на который в прямом смысле зависели наши жизни:

– Он мертв? – Спросил я бесцветным голосом, кивнув в сторону не подающего признаков жизни белого эдафо.

Рук молча подошел к животному, и внимательно осмотрел его со всех сторон, после чего повернулся к нам и с грустной улыбкой ответил:

– Жить будет. Похоже, удар голубых брызг просто оглушил его, лишив на время сознания. Но есть и плохие новости: во-первых, на брюхе и крыле есть несколько больших ожогов, а во-вторых, разорвалась присоска держащего нас в полете щупальца – если его не пристегнуть, эдафо просто не двинется с места.

Я удивленно посмотрел на него – неужели это некое подобие системы безопасности для наездника? И, если так, то каким образом ее можно обойти? И тут в моем мозгу шевельнулась идея. С каждым мгновением она обретала все более ясные очертания, пока я не отобрал у Амида ни’фрай и банку из-под мази. Оба моих товарища недоуменно смотрели на меня, пока я выскребал мазь из банки на широкий лист местного аналога лопуха и зажигал лучинку. Наконец я закончил приготовления и, подойдя к эдафо, нашел на шкуре место, куда обычно прикреплялась присоска «ремня безопасности». Оно было заметно темнее шкуры, и не имело на себе никакой растительности.

– Ну что ж, по логике должно сработать – пробормотал я, засовывая лучинку в банку. Как следует прогрев ее изнутри, я быстро припечатал ее к пятну, предназначенному для присоски.

Через несколько секунд, нагретый воздух внутри баночки начал остывать, уменьшаясь в объеме и создавая в банке достаточно сильное разрежение. А так как я старательно прижимал ее к шкуре эдафо, то разница между атмосферным давлением и давлением внутри банки накрепко припечатала ее к чувствительному пятну, обеспечив тем самым эффект присоски.

Рук и Амид с раскрытыми ртами наблюдали, как после моих манипуляций эдафо вздрогнул и попытался подняться на ноги. После нескольких попыток это ему удалось – похоже, ему нужно было некоторое время, чтобы прийти в себя, и теперь он твердо стоял на своих мощных ногах, вновь готовый нести своих седоков сквозь ночной сумрак. Я и раньше не сомневался, что эдафо – искусственное создание, но только теперь я осознал, на сколько могущественными должны были быть его создатели. Страх перед этой неизвестной силой вновь вспыхнул в моем сердце, но именно в этот момент я дал себе обещание во что б это ни стало найти этих загадочных существ и заставить их заплатить за эту страшную войну.

Не теряя драгоценного времени, мы вновь оседлали наших животных и продолжили путь. Лететь теперь пришлось гораздо медленнее, так как мои друзья и их эдафо еще не вполне оправились от шока, к тому же импровизированная присоска постоянно отпадала, и приходилось тратить время на то, чтобы вернуть ее на место. К счастью, на нашем пути больше не встречались враждебно настроенные хищники и к концу ночи мы без приключений добрались до Дымящейся горы, у подножия которой раскинулась Эмиада-Лол, омываемая с севера водами Великого озера.

Нам пришлось сделать приличный крюк, чтобы обогнуть поселение с юга, и незамеченными попасть под надежную защиту склона просыпающегося вулкана, в каменном хаосе которого мы отыскали неглубокую пещеру, и, оставив там эдафо, отправились на разведку.

Хвост Небесной змеи уже показался из-за восточного края горизонта, выпустив на волю первые лучики утреннего света, пробудившие к жизни свежее, струящееся по земле покрывало из утреннего тумана. Я осторожно выглянул из-за большого валуна и внимательно осмотрел открывшеюся мне панораму. Эмиада-Лол оказалась почти близнецом нашего поселка, только была раза в полтора меньше. С севера она омывалась водами Великого озера, а с запада была надежно прикрыта неприступными склонами вулкана. С остальных сторон селение было обнесено деревянным частоколом, который тянулся до самого берега озера. Но он был гораздо ниже и совсем не такой мощный, как Нуасаадийский. Вокруг поселка раскинулись обширные, хорошо обработанные поля, и в этот ранний час на них уже работали люди. Я покачал головой и, обернувшись, внимательно посмотрел на своих друзей. Поймав мой взгляд, Рук демонстративно достал меч, и принялся с отрешенным видом затачивать его о плоский шершавый камень. Амид удивленно посмотрел на него, но я уже догадывался, что за этим последует, и знаком велел ему молчать. Я терпеливо ждал, и вскоре, не глядя на нас и не прерывая своего занятия, телохранитель заговорил с плохо скрываемой яростью и негодованием:

– Этот забор… он не выдержит и одной атаки полудохлых птераней. Посмотрите как они самоуверенны – Рук не поднимая глаз быстро кивнул в сторону работающих а полях людей, – а на расстоянии всего одного дневного перехода каждый день гибнут люди! И зачем я тебя послушался! Нам нужно было собрать все силы и внезапно ударить…

Я бесцеремонно перебил его – эти рассуждения на тему блицкрига мне уже порядком надоели:

– Ты великолепно знаешь, чем заканчиваются подобные мероприятия! Если Эми ?лия так хорошо контролирует животных, то она наверняка должна знать о нашем приходе. Воин на эдафо практически неуязвим, и может доставить серьезные неприятности, а тут, посмотри, безоружные люди беспечно работают на полях, ворота широко открыты, и никакой охраны или гарнизона. А забор скорее свидетельствует в пользу того, что о нападениях животных они даже и не знают. Кроме того, я по-прежнему считаю, что Эми ?лия не способна начать такую войну. Но мы должны учесть все варианты, а по сему план будет такой.

Я остановился, чтобы перевести дух и убедиться, что Рук меня внимательно слушает. Удостоверившись в этом, я еще раз прокрутил в голове все детали плана и продолжил уже более спокойно:

– Прямо в центре поселка находиться двухэтажный домик Эми ?лии, рядом с ним расположено святилище, во дворе которого, если я не ошибаюсь, сейчас совершается обычный утренний обряд поклонения Чар-Ауру, который каждое утро загоняет Небесную змею в её нору за горизонтом. По традиции его должна вести верховная жрица, так что, скорее всего, эта маленькая фигурка в пестрой одежде и с ритуальным посохом в руке и есть наша дорогая Эми ?лия. Сейчас мы оседлаем эдафо, и, неожиданно спрыгнув со скалы, ворвемся в селение. Достигнув святилища, мы захватим ее, и так же быстро скроемся, перепрыгнув через забор. Потом отлетим на достаточное расстояние, выберем подходящее место и там уже получим ответы на все наши вопросы. Жрицу я беру на себя, а пока я буду с ней возиться, вы прикроете меня из луков. Вопросы есть? – спросил я и внимательно посмотрел на своих друзей.

Рук спрятал меч в ножны и поднялся. Ну что ж, похоже, мои аргументы его убедили. Я перевел взгляд на Амида. Но вместо того, чтобы как обычно поддержать меня, он покачал головой и тихо, но твердо сказал:

– Это может быть ловушка. И хотя я в это не верю, существует вероятность того, что Эми ?лия специально все подстроила, может, в Эмиаде нас ждет засада или еще что то в этом роде, а если мы потеряем эдафо…

Но закончить он не успел. Из-за поворота горной тропинки, по которой мы добрались сюда, послышались твердые шаги, и через несколько секунд показался отряд вооруженных до зубов мужчин. Они остановились в нескольких шагах от нас, с непроницаемыми лицами разглядывая нас. Рук бросил на меня такой красноречивый взгляд, что я не смог бы с уверенностью сказать, кого бы он сначала прирезал, будь у него возможность – меня или ближайшего эмиадийца. Неужели это и впрямь ловушка?

Все произошло настолько быстро, что я даже не успел достать свой лук, но теперь я не спешил это делать, так как оружие воинов тоже оставалось в ножнах, а, судя по их виду, они совсем не ожидали увидеть нас здесь.

– Амид, братишка, как ты сюда попал! – вдруг радостно вскричал высокий светловолосый юноша, и, бросив на землю копье, подбежал и обнял его за плечи. У меня отлегло от сердца.

Обстановка стала совсем теплой и дружеской, когда Амид ответил на приветствие, и через несколько минут я уже знал, что паренька зовут Дамир, он сын Эми ?лии и, соответственно, приходиться Амиду двоюродным братом. Вчера вечером в отрогах вулкана видели птеранью, и он с друзьями теперь должен найти и убить ее. Мы перезнакомились, и пожали друг другу руки. Я хотел как можно скорее встретиться с Эми ?лией, и потому не спешил отвечать на то огромное количество вопросов, которыми они нас засыпали. В конце концов было решено, что Дамир проводит нас к матери, а остальные охотники продолжат свои поиски. Не теряя ни секунды, мы отправились в путь. Все кроме Рука. После того как он сказал, что совсем не доверяет нашим новым друзьям и собирается захватить Дамира в качестве заложника, я, для нашего обоюдного спокойствия, отправил его присматривать за эдафо.

Глава 6.

Эми ?лия оказалась невысокой полной женщиной лет пятидесяти или около того, с правильными спокойными чертами лица и длинными каштановыми волосами, собранными на затылке в несколько круглых клубочков. Когда мы вошли в ее дом, она как раз заканчивала складывать свое ритуальное одеяние в большой плетеный сундук. Даже несмотря на начинающуюся полноту, в каждом ее движении сквозила уверенность и какая-то особенная грация. Оторвавшись от своего занятия, она удивленно посмотрела на нас и, спустя несколько секунд, взволновано спросила:

– Дамир, что случилось, у тебя такой расстроенный вид, и кто эти люди? – Она еще раз внимательно осмотрела нас. – Амид, мальчик мой! Как ты сюда попал, и кто этот странный человек – она кивнула в мою сторону. Меня несколько смутил ее вопрос, а ведь действительно, – я был выше и, после операции восстановления, по всей видимости, сильнее, большинства местных жителей. Что касается роста, дело очевидно было в большей силе тяжести на Алеиде. Кроме того, у меня былитемные глаза и густые черные волосы, а местные жители были в основном голубоглазые и все как один ходили с шевелюрами белого или песочного цветов. Странно, что я раньше над этим не задумывался.

Дамир представил меня, и через несколько минут мы уже сидели у Эми ?лии на балконе, удобно устроившись в плетеных креслах, и медленно потягивали освежающее фруктовое вино. Эми ?лия настояла, чтобы мы ничего ей не рассказывали, пока спокойно не позавтракаем, и мы с радостью приняли это предложение. Кроме того, она попросила называть ее просто Эми, без означающей привилегированное положение приставки Лиа.

Эми оказалась отличной хозяйкой – жаркое из микука, тушеные фрукты и пряные пирожки со специями были просто превосходны на вкус. Утолив голод и раскурив толстые сигары из ароматных трав, мы откинулись в креслах и только после этого я начал рассказ.

Эми внимательно слушала с непроницаемым серьезным видом, несколько раз по ее, ставшему каменным, лицу пробегали крупные горошины слез, оставляя за собой длинные влажные ручейки – немых свидетелей испытываемых ею душевных мук. Когда я закончил, она еще долго молчала, лишь изредка делая судорожные глотки из своего бокала. Через некоторое время ей удалось взять себя в руки, и я поразился той внутренней силе, которая позволила ей это сделать. Теперь я не сомневался, что Эми не имеет к войне никакого отношения, но эта уверенность вдруг породила такое количество вопросов и фантастических теорий, что у меня просто закружилась голова. Наконец она заговорила тихим, срывающимся голосом:

– Какое горе! Столько смертей! Тот, кто это все начал, должен быть настоящим чудовищем! – Скорбь в ее голосе неожиданно сменилась искренним негодованием. – И с легкой руки Гилвана теперь во всем виновата я! Но сейчас не время сводить личные счеты. Мы должны придумать, каким образом можно прекратить нападения этих тварей. – С каждой минутой ее голос звучал все более уверенно, и последняя фраза прозвучала почти как команда. – Несколько месяцев назад я послала небольшой торговый караван в Нуасааду – у нас совсем нет металла, зато шерсти и зерна в избытке, кроме того, я надеялась помириться с Гилваном. Но на полпути мои люди столкнулись с птераньями. Их было так много, что реши они напасть и от каравана осталось бы лишь одно воспоминание. Но животные этого не сделали – создавалось впечатление, что они попросту не хотели нас пропустить дальше. Словно ими кто-то командовал. В общем, в Нуасааду-Лол мы так и не попали, а, вернувшись домой, построили защитную стену вокруг Эмиады – кто знает, что взбредет этим тварям в голову завтра. Я вообще не понимаю, как птераньи оказались на равнине, ведь они лесные жители, да к тому же их никогда не видели охотящимися стаями! А эти эраньи, о которых вы рассказываете, их мы вообще никогда не видели… – Эми вдруг замолчала и пристально уставилась на висящий на стене гобелен, как будто на нем были написаны ответы на наши многочисленные вопросы.

Молчание несколько затянулось, но оно не тяготило нас – учитывая огромное количество предположений и догадок каждому было над чем подумать. Но когда Эми вновь заговорила, я вдруг почувствовал, что она уже приняла решение, и впредь будет действовать, руководствуясь только им, не тратя время на сомнения и колебания:

– Наверное, я соглашусь с твоими предположениями, Макс. И не только руководствуясь простой логикой. Я почти чувствую присутствие чего-то чужого, инородного… мне сложно объяснить, но у меня есть пара догадок… – Эми резко поднялась и зашла в дом. Через несколько секунд она вернулась, держа в руке большой и невероятно древний фолиант. Водрузив его на стол, она очень долго шуршала страницами, и, наконец, видимо найдя подтверждение своим мыслям, устало откинулась на плетеную спинку кресла. Но морщинки, свидетельствовавшие о напряженной работе мозга, не исчезли с ее лица. Скорее напротив, они становились все глубже и глубже, превращаясь в маленькие русла для ручейков горячего пота. Ее глаза медленно закрылись, тело было расслабленно, но все присутствующие почти физически ощущали титаническую работу ее мозга.

Разговаривая с местными жителями, я в уме переводил фразу с русского на алеидийский, и до сих пор не понимал, что значит думать на невероятно образном и емком местном языке. Наверное, это сродни искусству… Сейчас я не смогу с уверенностью сказать, сколько прошло времени, прежде чем глубокий грудой голос жрицы нарушил воцарившеюся в комнате липкую тишину, как и не смогу объять то огромное количество образов, посетивших меня в тот момент, помню лишь, что впервые осознал, что мыслил я на алеидийском:

– Ты говоришь, ты пришел из другого мира… – Эми говорила медленно и нараспев, ее огромные голубые глаза оставались полузакрытыми, и любой, увидевший их в этот момент осознал бы, что значит смотреть вглубь себя. Комната погрузилась в благоговейную тишину – мы боялись нарушить невероятный танец ее мысли. Сейчас она обращалась не к разуму, а гораздо глубже, туда, откуда приходят сны и где бесчисленные поколения человеческой расы ищут вдохновение, ответы и защиту. Эми начинал бить легкий озноб, который только усилился, когда она, не открывая глаз, заговорила снова:

– Времени у нас совсем немного, мира человек другого… Дамир, сынок, немедленно приведи сюда Арбая и захвати большой кувшин дриама. А пока ты будешь ходить, я расскажу Максу нашу историю. Слушай внимательно, другой человек из мира!

Она говорила отрывисто и сбивчиво, но путала только слова о том, что я из другого мира… словно хотела подчеркнуть это… Едва я осознал это, как невероятный калейдоскоп образов мгновенно сложился в единое целое – нет, мыслить на алеидийском это не искусство, – это дар! Эми действительно подчеркивала, но боялась быть понятой кем-то еще, и это могла быть только та ужасная сила, которая контролировала и направляла животных. А если это так, то значит, я был прав, и этот загадочный контроллер действительно может видеть, что происходит в поселках, или даже читать мысли!

Эми, несмотря на то, что все ее тело била необъяснимая дрожь, а платье стало мокрым от пота, продолжала свой сбивчивый рассказ:

– В древних легендах говориться, что когда люди, спасаясь от Огромной волны, приплыли в не потревоженные криком человеческого младенца земли, они вышли из своей круглой лодки и, под светом Небесного потока, расселились по земле, названной Алеидой. Но к этому времени, уже долгие тысячелетия на ней жили эльроны, или, как они сами себя называли – Ледяная раса. По преданию… они пришли сюда с земли, название которой может быть переведена как «Сестра-Алеиды». – Эми вдруг вздрогнула, озноб усиливался, но, несмотря на это, я жестом запретил Амиду вытирать пот с ее лица, не говоря уже о приготовленном ним компрессе – я чувствовал, что малейший раздражитель может лишить Эми концентрации, и возможно тогда все ее титанические усилия окажутся напрасными, или еще хуже… кто знает, почему она так напряжена? Ее голос стал совсем хриплым, а речь – путанной и сбивчивой, но она продолжала говорить:

– Эльроны строили огромные сооружения и храмы, в их прекрасных городах кипела жизнь, и люди воспринимались ними как равные. Никто уже не помнит, как они выглядели, но об их могуществе до сих пор ходят легенды, эдафо – одно из их творений… Но, несмотря на все их старания, солнце продолжало замедлять свой бег, начались природные катаклизмы. – Я вспомнил слова Алеандиса и еще раз посмотрел вверх. Да, если раньше речь шла о замедлении бега Солнца, то сейчас оно просто остановилось! Какое-то очень нехорошее предчувствие пробралось в мой разум и затаилось на краешке сознания. Вдруг я четко осознал, что рассказ Эми стоит ей просто нечеловеческих усилий. Создавалось впечатление, что она борется с кем-то, кто гораздо превосходит ее по силам. И что такого она могла увидеть в Книге Устроения, чего не понимала раньше? На что натолкнули ее мои слова?

– А вскоре началась самая кровопролитная война, из когда либо виденных Алеидой. Эльронов было мало, но их могущество уничтожило многие тысячи наших предков. Однако мы смогли победить, навсегда изгнав эльронов в приграничные области. И тогда разгневанный Чар-Аур вызвал землетрясения невиданной силы, и пригвоздил наше солнце к одному месту на небосклоне. Погибли почти все… Землетрясение разбросало остатки нашего народа по всей Алеиде, и мы окончательно потеряли связь друг с другом. Макс, ты конечно же разговаривал с Алеандисом… Слишком поздно я поняла, что он не просто умалишенный старик… Слушай его, наш мир на краю гибели…

В этот момент скрипнула входная дверь, и в комнату вошел Дамир вместе с маленьким даже по алеидийским меркам, но до неприличия мускулистым человеком, который нес в руках наглухо запечатанный кувшинчик. По всей видимости, это и был Арбай – как я узнал позже, заместитель Эми и главный охотник Эмиады-Лол.

– Наконец-то! Теперь слушайте все вместе, слушайте очень внимательно, ибо я не смогу повторить, и особенно ты человек из другого… Тебя Арбай это тоже касается, когда я уйду, ты должен будешь выполнить мои указания… в точности! Это определит не только судьбу Эмиады-Лол, но и будущее нашего мира. И да никто не посмеет побеспокоить меня, пока я буду говорить, ибо от этого зависит слишком многое. Я осознала еще немного … Книги Устроения. Я расскажу о том, что только что прочла. – Эми угасала с каждой минутой, и я, увидев слезы на щеках Дамира, чуть было не кинулся к ней, но он сам удержал меня – все присутствующие хорошо понимали, что Эми должна сказать что-то очень важное:

– В каждом из нас есть радужная частичка Чар-Аура… Есть она и у нашей Алеиды, только она несравнимо более… яркая. Пока она надежно скрыта в сфере планеты, ничто не может забрать ее, но если какая-то из частей Двуликого Чар-Аура начнет побеждать в Вечной битве, то энергию радужной искры Алеиды, и, вместе с ней, энергию всех ее детей, можно легко забрать. И тогда планета может погибнуть… Авита – источник большого искушения и неограниченной власти над материальным миром… – Эми вдруг зашлась в приступе сухого кашля, и лишь спустя некоторое время смогла продолжить рассказ:

– Так вот, как я уже говорила, эльроны могли общаться без звука и заглядывать вглубь нашего сознания… – Ее голос стал на столько слабым, что нам пришлось подойти к ней почти вплотную, и все же никто из нас не решился смочить ее пылающее лицо влажным полотенцем. – …и заглянув туда, они узнавали даже то, что ты собираешься делать в будущем. И лишь некоторые из нас знали, как защитится от их пронизывающего разум взгляда. Ответ здесь – Эми провела рукой по древнему фолианту – я его только что… осознала.

Горячее дыхание, со свистом вырывавшееся из груди жрицы, невиданной силы ураганом врывалось в мое сознание, путало мысли, сковывало разум. И я с удивлением осознал, что еще никогда не был таким несобранным… снаружи, и таким сосредоточенным… внутри. Что-то явно мешало… Что-то чужое… Титаническим усилием воли я собрал свои мысли воедино и сосредоточился на вылетающих из уст Эми ?лии тихих словах. И никогда еще слова не были столь материальны:

– …они не могли контролировать человека – слишком сложный разум и высокая ментальность, это требовало объединения десятков и сотен эльронов – целого океана энергии, но обычные животные были им вполне под силу. Они даже устраивали звериные бои… Жестокое и опасное зрелище, особенно если учесть, что в случае смерти животного, волна, поднятая уносящейся в глубины Озера Вечности радужной искрой жертвы, наносила жестокий удар по сознанию того, кто контролировал убиенное животное. В некоторых случаях, это приводило к смерти контроллера, и даже травмировало находящихся рядом с ним существ… Особенно, если одновременно контролировались и умирали несколько животных… Все зависит от того, на сколько быстро они погибали, ибо нельзя разорвать ментальную связь мгновенно… Слышишь, Макс, нельзя!

Она ненадолго замолчала, собирая последние силы для финального акта этого нелогичного и, для большинства присутствующих, непонятного, спектакля. Но у меня в голове зрело уже даже не понимания ее плана – я был уверен, что знаю ее цель. Вот только каким образом ее осуществить? Глаза Эми по-прежнему были полузакрыты, усталые мышцы конвульсивно сокращались, бросая ее тело в крупную, неровную дрожь. Но в какой-то момент она смогла собраться, и ценой огромного напряжения, продолжить свой рассказ:

– Эльроны специально сеяли между нами вражду и ненависть. Человек из другого мира нарушил их планы. Им важно, чтобы именно мы, разумные дети Алеиды, убивали друг друга – именно в этом случае размер забираемой радужной искры максимален. Убийство человека подконтрольным животным не даст такого эффекта. К тому же, это заставит наш мир сделать еще один шаг к своей гибели. Еще один шаг, который приблизит этих чудовищ к их главной цели – забрать у Алеиды ее собственную энергию авиты. И теперь их планы нарушены… Вопрос в том, что бы ты сделал на месте этих страшных существ, Макс. У них тоже есть чувства, например – обида, ярость… У них тоже есть разум, и, как и мы, даже из проигрышной ситуации они стараются выжать максимум пользы… Слышишь, Макс, даже из уже проигранной! Воспользуйся этим…, только ты сможешь, ты не такой, как мы!

Арбай, Дамир, я хочу, чтобы вы дали мне клятву выполнять распоряжения Макса при любых обстоятельствах. Повиноваться ему, даже если его приказы покажутся вам глупыми и неразумными, и это – наш единственный шанс.

Авторитет Эми был настолько велик, что оба безропотно выполнили ее приказ, став на колени, широко расставив руки в стороны и покорно склонив головы.

Рассеянность моих мыслей… снаружи, достигла своего апогея, превращая их в жидкий однородный студень, из которого можно было бы слепить меня заново, но… внутри…, мое Я было надежно укрыто странной титановой скорлупой, внутри кипела работа, быстро возникали и анализировались мысли, надежно запоминалась информация. Внутри уже шлифовались детали и последовательность осуществления воистину гениального плана жрицы. Идея, конечно, превосходна, но как осуществить ее, я еще толком не представлял. Вот только предстоящий финал этого мрачного спектакля меня совсем не радовал. А так как я ничего не мог изменить, то мне оставалось лишь тихо надеяться, что дриам, кувшин которого только что принес Дамир, – это не то, что я думаю. Тихий стон Эми стал постоянным аккомпанементом ее слов. Теперь ее речь стала совсем беспорядочной – она явно не успевала:

– Макс, ты особенный, а потому ни с кем не делись своими мыслями! Я чувствую, ты понял меня! Подумай… в Нуасааде взбунтовались все животные, кроме микуков и эдафо… На них нельзя воздействовать, потому, что… не на что… Ты для них такой же, как и эдафо. Ты – тень, человек мира другого… Больше нет сил… Дамир, открой и дай мне дриам…

Дамир покорно преподнес измученной жрице открытый кувшинчик. По комнате эфемерным спрутом распространился дурманящий цветочный запах. На какую-то секунду взгляд Эми приобрел осмысленное выражение. И это мгновение она использовала на то, чтобы с быстротой кошки схватить сосуд, и залпом выпить все его содержимое. Через несколько секунд все было кончено, и маленький глиняный кувшинчик, выпав из уже неодушевленной руки, медленно катился по деревянному полу домика, словно специально подчеркивая своим скребущим звуком повисшую в комнате гнетущую тишину.

Глава 7.

Из всех присутствующих только я понимал, зачем она это сделала. Но я просто не имел права объяснять это остальным. Дамир беззвучно плакал, упав на колени перед плетеным креслом, Амид со слезами на глазах пытался его успокоить, а лицо Арбая, который, видимо, еще в детстве разучился плакать, превратилось в самый настоящий камень. Но даже на этом камне смогла выступить соленая роса.

У нас совсем не было времени на сантименты, а мне нужно было как-то начать разговор. Проглотив ставший поперек горла сухой и горький комок, я задал главному охотнику Эмиады очень важный вопрос. Ответ на него был очевиден, и меня практически не интересовал, а вот от полутонов и тональностей, в которые он будет облачен, зависело слишком многое:

– Арбай, что было в кувшинчике, что такое дриам?

Он как-то бесцветно посмотрел на меня, но в его взгляде явственно читались боль и неприязнь. И у меня не оставалось никаких сомнений, что именно во мне он видит главную причину случившегося. Арбай явно колебался, но данная Эми клятва вскоре перевесила его собственные умозаключения, и через несколько секунд он ответил:

– Дриам – сильнодействующее снотворное. Его дают смертельно больным, или осужденным на смерть. Человек медленно умирает во сне, через несколько дней после принятия подобной дозы – Арбай обреченно кивнул в сторону закатившегося в угол кувшинчика…

Я проводил его взгляд, но думал при этом вовсе не о дриаме – Арбай говорил в тональностях, которые обычно используют подчиненные, докладывая что-либо начальству, а это значит, что первый робкий шажок на пути к победе уже сделан. Но сейчас мне нужно было все хорошенько обдумать. А думается мне лучше всего наедине с моим котелком и бокалом хорошего вина. Поэтому, сразу после того как мы бережно переложили Эми на диван, я отправил Дамира в пещеру за Руком. Арбаю было приказано к полудню собрать всех мужчин на центральной площади, а Амида я отправил на поиски серы. Смышленый мальчик отлично помнил рецепт приготовления пороха, и я доверил ему это очень важное дело. Раздав ценные указания и приказав себя пока не беспокоить, я устроился на балкончике, с кубком ароматного фруктового вина и целым ворохом отрывочных мыслей, идей и догадок. Именно из них всего через пару часов мне нужно было составить план, который выглядел бы одинаково логично как для эмиадийцев, так и для эльронов, которые непременно о нем узнают.

Дневной спутник вплотную приблизился к своему полуденному положению, когда мое затуманенное вином и дымом цветочных сигар подсознание, соизволило наконец выдать подходящее решение. С грустной, но довольной полуулыбкой на лице я поднялся и вышел на улицу.

Очевидно, весть о случившемся уже облетела весь поселок. Так что на главной площади яблоку негде было упасть – даже по моим самым приблизительным подсчетам там собралось не менее полутысячи человек. В первых рядах стояли собранные Арбаем мужчины, чуть дальше толпились заплаканные женщины, многие из которых держали на руках маленьких детей. Толпа лишь изредка прерывалась пустотами – в их центрах стояли всеми уважаемые седые старейшины со свитой, толкнуть которых считалось достаточно большим проступком. Все они нервно переговаривались и спорили, от чего над площадью стояло почти материальное марево из шума, нервов и горячих волн полуденного воздуха. Они напряженно ждали, и объектом их ожидания был я.

К счастью, у меня хватило ума не спешить – остановившись за углом ближайшего к площади дома, я бессовестно подслушал разговор нескольких эмиадийцев. Вскоре мне стало понятно, что тупоголовый Арбай рассказал каждому первому о том, что теперь я – главный в поселке. И теперь, вместо того, чтобы командовать только им, мне придется завоевывать доверие всех жителей Эмиады. А они, как я понял из подслушанного разговора, совсем не одобряли поступок Эмилии. Ну что ж, выбор у меня был небольшой, а время уже уподобилось черной воде, с огромной скоростью срывавшейся с высокого водопада в неизвестность. Вдалеке послышались хлопки – Амид экспериментирует с порохом – пронеслось у меня в голове. Гул толпы все усиливался, и я, решив больше не оттягивать неизбежное, набрал полную грудь воздуха и с головой погрузился в мутное озеро из пыли, жары и рокота недовольной толпы.

Я быстро вышел из закоулка и твердым, уверенным шагом направился к стоящей в центре площади небольшой трибуне, сложенной из блестящего розового камня. Лучи нещадно палившего солнца с силой падали на его гладко отшлифованную поверхность, и, срикошетив, маленькими колючими дротиками впивались в мою белую, отвыкшую от солнца кожу, слепили глаза, плавили мысли. И снова мое Я можно было заново вылепить по чужому образу и подобию, как тогда, в доме у Эми… Нельзя сказать, что я не ожидал этого, просто, в первые мгновения я как-то растерялся. Но снова, как и несколько часов назад, я – истинный, нашел спасение в титановой скорлупе, выстроенной инстинктом вокруг моих мыслей. На поверхности остались лишь обрывки специально подготовленного для Них плана. Плана, содержание которого сейчас узнает вся Эмиада.

Я уверенно шел к трибуне, и с каждым моим шагом стихал людской гомон. Мимо проплывали мужественные незнакомые лица, на которых одним художником и одной краской было написано подозрительное недоверие. Озабоченное лицо Рука, удивленно вздернутые вверх брови Амида, пустые глаза Арбая… слишком пустые, – я вдруг отчетливо осознал, что рассказать о случившейся передаче власти было не его инициативой. Оставалось надеяться лишь на слова Эми о том, что эльроны действительно не могут долго контролировать сознание разумных существ.

Последняя розовая ступенька вознесла меня над толпой. Я медленно осмотрелся и уверенным жестом попросил тишины и внимания. Второй раз просить не пришлось – гул прекратился практически мгновенно. Я удовлетворенно кивнул, набрал полную грудь воздуха и после секундной паузы начал говорить.

Я никогда не обучался риторике или психологии толпы, но случись такое, у меня были бы все шансы стать одним из лучших. Отступать было некуда, а посему, призвав на помощь все свое красноречие и фантазию я принялся вдохновенно рассказывал о коварстве воскресших эльронов, об их ненасытной жажде авиты. Я напомнил эмиадийцам легенды о Великом катаклизме, разбросавшем остатки выживших в войне людей и эльронов по всей Алеиде. Я напомнил, что именно после этого солнце замерло в одной точке небосвода, и что именно убийства разумного разумным привели к тому, что Алеида растеряла практически всю свою энергию авиты, и, обессилив, утратила способность поддерживать движение светила по небу. Я не рассказывал, я пел героическую балладу страшной реальности. Я взывал к прошлому, напоминая о доблестном прошлом предков, о цене их победы и подвига. Я взывал к будущему – к будущему детей, Алеиды и баланса. И в доказательство приводил настоящее. И люди слушали как зачарованные. И не было ни одного человека на площади, который бы не поверил, что его мир находится на краю гибели!

– Так что же нам теперь делать? – Вскричал седовласый эмиадиец, стоящий в первом ряду. – Эми поверила тебе, а мы верим Эми. У тебя есть план?

У меня вырвался вздох облегчения – я ждал этого вопроса целую вечность!

– Прежде всего, хочу сказать, чтобы вы не беспокоились об Эми – после того, как все закончится, мы отвезем ее в пещеру Аура – она снова действует. – Конец фразы утонул во всеобщем гуле одобрения, и я понял, что уже одной этой причины было бы достаточно для похода на Нуасааду.

– Во-вторых, – небольшой паузой и понижением тона я подчеркнул важность последующей фразы, – эльроны уже проиграли! Я расстроил их главный план – стравить Нуасааду и Эмиаду, заставить нас убивать друг друга, и, таким образом, получить в свое распоряжение огромное количество авиты. Или, что еще хуже – в этот момент на моих глазах театрально блеснули слезы – довести Алеиду до полного разрушения! – Люди на площади, проникнувшись трагизмом ситуации, замерли в напряженном ожидании. Я продолжал нагнетать обстановку, увеличивая тон и эмоциональность голоса:

– Эльроны проиграли и знают это. Но они еще не сломлены, и постараются выжать максимум пользы из сложившийся ситуации, довольствуясь авитой, которую получат в результате убийства человека животным. Именно поэтому, я уверен, что вскоре орды страшных хищников атакуют Нуасааду. Но эльронам понадобится некоторое время, чтобы собрать их с окрестных лесов в единый кулак. По моим расчетам – пару дней.

Мы должны прийти на помощь нашим братьям. Эльроны дерутся чужими руками. Мы заберем их оружие и обернем его против них самих, отплатив той же монетой. Убийство каждого подконтрольного животного доставляет ужасные мучения эльрону-контроллеру. Иногда это приводит к его смерти, так сказала Эми и Арбай может подтвердить это! Мы уничтожим всех этих тварей, нанеся неожиданный удар с тыла, и, таким образом, избавимся от вероломных эльронов, вернув Алеиду в состояние священного баланса! И под воинственные крики воинов Эмиады я пустился в подробное описание вспоротых птераньих животов, вываленных внутренностей и агонизирующих разумов.

Дамир – вот же голова! – первым вскричал «да свершится священная месть во славу Чар-Аура», и демонстративно вскинул вверх меч. Рук испустил воинственный клич, который поддержала и многократно усилила негодующая толпа, и я понял – эти люди будут сражаться до конца.

Я выдержал театральную паузу, не без удовольствия наблюдая за эффектом от своей речи, и снова попросил тишины. Для этого потребовалось некоторое время, после чего я продолжил:

– А теперь о главном. Хотя Нуасаада находится ближе, я допускаю, что они могут напасть и на Эмиаду, ведь ваша защитная стена не выдержит даже атаки полудохлой птераньи! – Возмущенные коварством эльронов эмиадийцы растеряно переглядывались, нервно теребя свое оружие. – Поэтому действовать будем так. Прямо сейчас, женщины и дети, в сопровождении десятка-другого воинов, отправятся в отроги Дымящейся горы, найдут пещеры и забаррикадируются там. Они будут оставаться в пещерах до нашего возвращения. Воинов сопровождения назначит Арбай. Он же позаботится о снаряжении и провианте. Остальные должны быть готовы к походу ровно через сутки, я советую как следует отдохнуть. Мы выходим с восходом серебристо-бежевой ночной луны, и да вспыхнет в вас искра баланса!

Я быстро спустился с трибуны под улюлюканье и воинственные выкрики из вдохновленной толпы, жестом пригласил Рука и Дамира следовать за собой, и отправился смотреть на результаты опытов Амида с порохом. По дороге я принимал поздравления от друзей, а также обменивался ободряющими взглядами с каждым встречным эмиадийцем. В общем, играл роль бравого и уверенного в себе генерала, коим себя вовсе не чувствовал. Ну что ж, вот теперь отступать действительно некуда, наживка брошена и остается лишь ждать, что моя бравурная речь дойдет до ушей, или что там у них вместо этого, эльронского командования.

Но мое приподнятое настроение сразу же улетучилось, как только Амид показал мне небольшую кучку получившегося пороха. Большая его часть ушла на испытания, и оставшегося количества едва хватало на десяток-другой наконечников. К тому же сера, которую он позаимствовал у местной знахарки, была явно не лучшего качества, что поставило мой детально разработанный план под угрозу срыва. Хвала балансу у меня был запасной вариант! Я взял взрывающийся наконечник, приладил его к стреле и выпустил в груду камней, лежащую неподалеку – взрыв получился довольно убедительным. Всего получилось два десятка «боеголовок». Большую часть я забрал себе, но присоединил к стрелам только три, а остальные, под недоуменными взглядами товарищей просто положил в сумку. Остаток огненных стрел я раздал Амиду, Руку и Дамиру, по одной каждому, посоветовав использовать только в крайнем случае.

Ужинали мы у Арбая, где я подробно объяснил своим друзьям остальную часть плана. Главный охотник Эмиады вместе с Дамиром поведут основной отряд, численностью около двухсот человек. Едва достигнув Нуасаады, он должен будет развернуться в боевой порядок и атаковать хищников с тыла. Меня несказанно обрадовало, что сомнений по поводу того – будут ли хищники в этот момент штурмовать Нуасааду, не возникло.

Для Рука и Амида у меня было особое задание, которое я объяснил им наедине, строго-настрого запретив раскрывать его кому либо еще. Они должны были полететь вперед на белом эдафо, опередив основной отряд примерно на полусуток. Этого времени должно было хватить, чтобы добраться до Нуасаады и убедить ее народ в том, что эмиадийцы идут, чтобы оказать помощь, а не принести смерть. Я также объяснил, что в самом худшем случае, если хищники вдруг прорвут оборону Нуасаады, ее жителям нужно будет укрытие. Фактически, я приказал построить баррикады у подножия скалистого холма, между его крутым отрогом-полумесяцем и заливом Великого Озера – это было самое узкое место в селении, которое я только смог найти – и объяснил, что на худой конец, это позволит небольшому отряду защитников сдерживать толпы кровожадных тварей, под надежной защитой неприступного с трех сторон холма. Я старался не акцентировать на этом внимание, но говорил достаточно убедительно для того, чтобы мои друзья осознали – это дело первостепенной важности. Я нарочно не говорил, чем в это время будет занята моя драгоценная личность.

После ужина прошло уже несколько часов. Мы выкурили по толстой травяной сигаре, и сейчас дремали у Арбая во дворе, неспешно покачиваясь в мягких травяных гамаках и любуясь первозданной красотой Небесного потока. Прямо затишье перед бурей – я до конца прочувствовал значение этой фразы, когда в последний раз спокойно вдохнул пьянящий прохладой воздух и шепотом позвал Амида и Рука:

– Обстоятельства изменились, и вам придется отправляться в Нуасааду немедленно – на меня смотрели две взъерошенные сонные наивности, все еще надеющиеся немного поспать. К сожалению, я был вынужден их разочаровать – от расторопности моих друзей зависел успех всей операции, а посему, я жестом попросил их подойти поближе, и таинственным, но не допускающим возражений шепотом произнес:

– У меня было видение, что атака начнется через несколько часов. Я чувствую присутствие чего-то темного… Вы должны лететь немедленно, чтобы предупредить своих братьев, и успеть построить баррикады.

Как только до них дошел смысл моих слов, от сна не осталось и следа, и, коротко попрощавшись, они бегом отправились седлать белый эдафо. Я с грустью посмотрел им в след, стараясь не думать о той огромной ответственности, которую собственноручно взвалил на свои плечи с молчаливого благословения Эми. Что ж, я все равно не смог бы отказать этим людям в помощи. Я перекрестился, спрыгнул с гамака, и, растолкав Арбая, отправился вместе с ним на главную площадь Эмиады.

Глава 8.

Хрустальный звук кубического колокола, в который под моим присмотром старательно бил Арбай, всего за десять минут собрал всех мужчин на главной площади. И когда она до отказа заполнилась сонными и зевающими эмиадийцами, я начал проникновенно говорить о своем чувстве присутствия темных сил, и о посетившем меня видении, подкрепляя сказанное частыми погружениями в очень красноречивый транс:

– А теперь, время выступить, и призвать к ответу вероломных эльронов, этих трусливых убийц наших братьев, этих пожирателей яиц микука, этих… – я театрально задохнулся от возмущения, и мне вторило эхо гнева ревущей толпы, под которое я закончил свое импровизированное представление.

– Но у нас же еще целые сутки, ты говорил, что по твоим расчетам… – Попытался возразить кто-то из толпы.

– Я уточнил свои расчеты! Эльроны атаковали раньше чем я думал, и Нуасааде ни за что не продержаться до следующего разлива Небесного Потока. Рук и Амид полетели вперед, чтобы предупредить о нашем приходе и помочь нашим братьям продержаться до того счастливого момента, когда мы неожиданно ударим с тыла. Мы должны достичь селения с первыми лучами солнца, и не секундой позже, иначе все усилия окажутся тщетными и эльроны успеют расправиться с Нуасаадой. За меня не беспокойтесь, я полечу вперед, чтобы отвлечь патрульных хищников, и расчистить вам коридор, так что на марше особого сопротивления вы не встретите. И не забудьте обеспечить охраной женщин и детей. Увидимся на рассвете! Арбай, принимай командование!

С этими словами я лихо запрыгнул на черного эдафо, который все это время как тень, отрешенно стоял за трибуной. С громким чавкающим звуком пристегнул присоску ремня-щупальца и, резко стартовав, под воинственные крики эмиадийцев направился к главным воротам. Выехав за ворота, я сделал небольшой крюк, который привел меня к отрогам Дымящейся горы, и вскоре отыскал в прохладном сумраке алеидийской ночи нужную мне пещерку. Я заранее перенес туда нужные мне предметы, так что все было под рукой. Взяв полученные «боеголовки», я связал их вместе по три штуки, обернул получившуюся конструкцию мягкой корой губчатого дерева, в которую старательно натыкал острые гвозди, стальные наконечники для стрел и булавки. В результате у меня получилось четыре круглых, ощетинившихся стальными иглами ежика, которые при падении с большой высоты непременно должны были взорваться, – ни’фрай, при разбивании глиняного наконечника, срабатывал безукоризненно, – окатив недругов лавиной стальной смерти. Прямо противопехотные мины! Я аккуратно завернул импровизированные бомбы в четыре кожаных мешочка, взял прочную сеть, веревки и факелы, и сложил все это хозяйство в два вместительных кожаных кармана, закрывающихся на присоску и расположенных на месте эдафьих подмышек. После того, как все было закончено, я бросил последний взгляд на огни Эмиады – из главных ворот с боевой песней выходила длинная колонна вооруженных мужчин. Я удовлетворенно кивнул – пока все шло по моему плану. Но для того, чтобы он привел к победе, необходимо было еще многое успеть сделать до рассвета, и я погнал свой неутомимый эдафо на восток. И моей целью была не Нуасаада. Я летел туда, где лучи чужого солнца впервые коснулись моей кожи, в то место, откуда началось мое незапланированное приключение. Сколько же времени прошло с тех пор? Наверное, уже больше года. Усилием воли отбросив нахлынувшие воспоминания, я уверенно направил живой экраноплан к холмам, поросшим лесом, в котором мне за пару часов предстояло найти ключ к победе над эльронами.

---

Хвост Небесной змеи едва виднелся из-за западного края горизонта и уже совсем рассвело. В лесу я нашел все, что было мне нужно, но сейчас катастрофически не успевал, что, в общем то, особо не интересовало моего неутомимого летуна. К моему седлу были приторочены четыре увесистых кожаных мешка, аккуратно завернутых в шкуры и в сеть, и я старался не думать о том, что будет, если они, не приведи Господь, прорвутся. До Нуасаады оставалось всего несколько километров, и я облетел вокруг поселка по большой дуге. Эмиадийцев нигде не было видно – скорее всего, подойдя на рассвете, они уже присоединились к защитникам поселения. Ну что ж, это даже к лучшему.

Вдали виднелись рассыпанные вдоль всей защитной стены черные точки атакующих хищников – их было даже больше, чем я ожидал. Время от времени доносились удары грома, и частые вспышки бледных молний. Невольная улыбка тронула мои уста – я просчитал вас, ублюдки, кем бы вы ни были! Просчитал!

Хотя кое-что в мои планы все же не входило. Например, закрытые ворота – я не ожидал, что горстка защитников сможет так долго удерживать стену. И это притом, что проявляющих чудеса сообразительности хищников было раза в два больше. С отвисшей челюстью и круглыми глазами я наблюдал, как шесть огромных животных, больше всего походивших на буйволов, держа идеальный строй, на огромной скорости устремились к стене, неся на своих спинах по три птераньи. Подойдя на нужное расстояние птицы, прямо на скаку принялись прыгать за стену – естественно, в самом слабом месте. С безопасного расстояния десантирование прикрывали несколько эраний. Некоторые птицы были убиты в полете меткими выстрелами нуасаадийцев, но все же с десяток убийц смогло прорваться, и сейчас я очень не завидовал тем, кто должен будет их встретить. Несколько «буйволов» покрупнее, опустив вниз мощные, завернутые в кольца, рога, понеслись на главные ворота, явно намереваясь разнести их в щепки. Но на полпути их встретил град арбалетных стрел, посылаемых с двух защитных башен, и вскоре храбрые парнокопытные присоединились к нескольким своим мертвым собратьям, лежащими в непосредственной близости от ворот.

Да, я явно недооценил тупость Гилвана. На кой микук нужно было распылять своих людей по всей длине пятикилометровой стены, когда можно было отступить под защиту баррикад, и сосредоточить весь огонь на небольшом участке, ограниченном, с одной стороны, Великим Озером, а с другой – крутыми склонами холма с пещерой Аура. В этом случае плотность огня была бы в десятки раз выше, да и хищники не смогли бы развернуться в боевые порядки. Если, конечно, нуасаадийцы успели построить баррикады…

Ну что ж, придется импровизировать и надеяться, что Рук с Амидом в точности выполнили мои указания. Легонько тронув кожаный рычажок, я плавно направил эдафо к главным воротам. Через полкилометра мне пришлось увеличить скорость до предела – я едва успевал уклоняться от многочисленных голубых молний и прыгающих со всех сторон птераней. Обернувшись, я увидел, как шестерка десантных буйволов, шедших на второй заход, изменила первоначальному плану и, строго держа строй, бросилась мне наперерез. Но в этот момент у меня в голове была лишь одна мысль – эльроны все-таки заметили эдафо, и сразу перенесли акцент атаки на мою драгоценную личность. Я, наверное, был похож на сумасшедшего, когда сидя на бешено маневрирующем эдафо, зашелся гомерическим хохотом.

До ворот оставались какие-то полкилометра, а развивающиеся в полном соответствии с моим планом события добавили мне уверенности. Настало время идти ва-банк, и я изо всех сил надеялся, что это будет выглядеть как несчастный случай. Я направил эдафо в высокую «горку», достал лук, и одну за другой послал все три огненные стрелы в закрытые ворота, делая вид, что стреляю в пробегавшую мимо птеранью. Одна из стрел прошла мимо, и, врезавшись в защитную башенку, взорвала одну из ее опор. Башня сначала накренилась, а потом со зловещим скрипом упала на территорию поселка. Но две другие стрелы, почти одновременно врезались в одну створку ворот, и разнесли ее верхнюю часть на куски. Оставшиеся без половины своих защитников ворота немедленно подверглись атаки двух буйволов, один из которых все же достиг своей цели, разнеся их в щепки. Яростные крики защитников развеяли мои наивные иллюзии:

– Нас предали! Макс – подлый микук! Отступаем к баррикадам!

Я резко ушел в сторону и вверх, и только этот маневр смог спасти меня от града обрушившихся на меня стрел. Ничего, если я выживу, у меня еще будет шанс оправдаться, а пока нужно было дать людям несколько минут, чтобы те успели отступить. Я резко развернулся, и, не дожидаясь пока меня настигнет стрела меткого, пылающего справедливым гневом нуасаадийца, полетел прочь от стены. Как я и планировал, большая часть звериного воинства бросилась за мной в погоню, давая возможность защитникам Нуасаады отступить под защиты баррикад. Голубые молнии эраний проносились все ближе и ближе, прыжки птераней, которых я старательно отстреливал из лука, становились все более опасными, и в какой то момент я осознал, что меня просто загоняют. Методично и со знанием дела, возможно, даже с удовольствием. Тянуть дальше было уже нельзя, и мне оставалось лишь надеяться, что люди уже успели отступить. Я круто развернулся, и на максимальном ускорении направился к разбитым главным воротам. И в этот момент у меня возникла еще одна идея. Я постарался пролететь в непосредственной близости от крупной нерасторопной птераньи, в последний момент ловко увернулся от ее прыжка, и после этого, при каждом последующем касании земли, заставлял моего летуна похрамывать и покачиваться, – я надеялся, что это создаст у эльронов впечатление ранения моего эдафо. И это сработало! По всей видимости, увидев в раненном эдафо легкую добычу, эльроны решили сначала избавиться от меня, а уже потом разбираться с Нуасаадой. Так что теперь меня преследовали все находящиеся поблизости хищники. Воздав должное своему светлому уму, я пулей влетел в ворота, для надежности пронесся по нижней улице, и, собрав у себя на хвосте всю имеющуюся у эльронов в наличии живность, направился к баррикадам. Несколько раз меня настигали прыгающие со всех сторон птераньи, оставляя своими страшными лезвиями глубокие порезы на теле моего верного летуна. Разряды голубых молний проносились слишком близко, опаляя кожу, сжигая волосы, и мне стоило огромных усилий не увеличивать скорость. И только каким то чудом я был все еще жив, старательно играя роль раненного всадника на раненном эдафо. Прорвавшись на главную площадь, я заложил резкий вираж, и, не оглядываясь, понесся прямо на баррикады.

Я никогда не мог похвастаться телепатическими способностями, но сейчас я прямо таки чувствовал, как удовлетворенно потирают свои руки или щупальца неведомые эльроны – их главный враг на раненном эдафо ищет защиты у засевших за хлипкими баррикадами людей. Озверевшая толпа хищников не оставит от них и мокрого места. Почувствовал я, и то, как переглянулись между собой Арбай и Рук, одновременно подумав об одном и том же. С их точки зрения, именно я предательски вел стадо беспощадных убийц на их последний оплот. И в едином порыве вскинув вверх новейшие арбалеты Ксамира они навели смертоносные стрелы на моего эдафо. Еще секунда, и…

И я выкинул именно то, чего никто от меня не ожидал. То, что спасло жизнь мне, одновременно подарив шанс Нуасааде. В одно мгновенье раненный хромой эдафо и его всадник слились воедино, выпали из реальности… и их союз родил страшное оружие возмездия, которое тремя секундами позже вызовет у зловещих эльронов-контроллеров немой крик ужаса. А пока…

Пошла первая секунда… Я неожиданно дал полный газ, и мощнейшее ускорение вдавило меня в мягкое сиденье, спустя еще пару ударов сердца я с силой вырвал джойстик-щупальце на себя, и эдафо, резко оттолкнувшись от пропитанной кровью земли, взмыл в воздух. Но я не отпустил штурвал, и вместо обычной «горки» бросил свой живой экраноплан в «мертвую петлю». Даже тренированные пилоты редко выдерживают перегрузки больше девяти «g»… Мне в лицо выплеснули банку раскаленной красной краски, временно лишив разум способности мыслить и осознавать. Теперь я летел в туманный колодец без стен и дна. Меня что-то беспокоит… нужно открыть глаза… Две стрелы и несколько голубых молний встретились в том месте, где находился бы эдафо, не хвати у меня смелости на этот маневр. Звук грома, яркая вспышка и сильный запах озона возвращает меня к реальности – теперь я лечу вниз головой прочь от баррикад, прямо на озверевшую толпу хищников. С помутневшим от чудовищной перегрузки рассудком я молился лишь на силу держащего меня щупальца с присоской. И как только первые слабые лучики приходящего в себя разума несмело всколыхнули скрывающий его кроваво-серый туман, я инстинктивно и до предела утопил левую ногу в чувствительное пятно, управляющее креном, выровнял эдафо и одновременно направил его в крутое пике. Три мертвенно-голубых молнии разорвали небо у меня над головой – как раз вовремя!

Настало время второй секунды… Земля приближается с чудовищной скоростью. Говорят, человек не замечает мерцание изображения, если его передавать с частотой более 24 кадров в секунду… Я видел 48. Вот мой эдафо медленно и величаво поднимает свои короткие мощные крылья до предела вверх, обнаруживая пропущенную под ними веревку, которой были надежно привязаны четыре смертоносных кожаных мешка, смиренно ждущих своего часа на широкой спине животного. Не менее степенно я до предела утапливаю левую ногу в чувствительное пятно, без всяких эмоций наблюдая как неторопливо опрокидывается горизонт, и мешки повисают на держащей их веревке. Теперь я несся над колышущимся и шипящем морем мерзкой плоти, рогов и ненависти. Какая ирония, эльронов погубит их собственное создание! Пошла третья секунда…

Преодолевая боль ран и ожогов, во много раз усиливаемую нарастающей перегрузкой, я достал кинжал Ксамира, и резко перерезал веревку, одновременно делая попытку увести эдафо в сторону. Мешки медленно падали прямо в центр животной орды, и на какое-то мгновенье мне показалось, что время остановилось. На пятой секунде до меня дошло, что замерли лишь животные. Они оценивающе смотрели на мои маневры, но только на шестой секунде до контроллеров дошел смысл моего плана. Взревев от ужаса, хищники кинулись врассыпную. Сделай они это на мгновенье раньше, и возможно у них был бы шанс, но на седьмой секунде четыре неказистых, грубо сшитых мешка врезались в землю. Безукоризненно сработали находящиеся в середине каждого из них «противопехотные» бомбы. Силы их взрыва было бы явно недостаточно, чтобы уничтожить даже пару птераней, но ее с лихвой хватило на то, чтобы разорвать мешок и с силой рассеять вокруг себя стальные наконечники для стрел, гвозди и прочие острые предметы, от души натыканные мной в мягкую кору оболочки бомбы. Силы взрыва также хватило и на то, чтобы разорвать в клочья толстую кожуру зрелых ядоносов, которыми под завязку были заполнены все четыре мешка, и рассеять ядовитый нервнопаралитический туман над толпой озверевших хищников. Тех же, кому посчастливилось оказаться вне зоны его действия, мгновением позже настигала стальная смерть, обильно сочившаяся ярко-зеленым ядом. На восьмой секунде все уже было кончено – пространство перед баррикадами представляло собой сплошное слабо шевелящееся месиво из почерневшей плоти, крови и боли. Все животные сдохли практически в один момент. Так как я и планировал. Так, как и советовала мудрая Эми, говоря, что нельзя мгновенно прервать контакт с подконтрольным хищником…

Эльроны, разумы которых еще секунду назад были единым целым с несчастными животными, в одно мгновенье пережили вместе с ними страх, боль и, наконец, смерть. Немой крик ужаса и силы чудовищным цунами пронесся над истерзанной Нуасаадой. Ни одна травинка не шелохнулась, не встревожились сидящие на яйцах микуки, не дрогнул ни один мускул черного эдафо, но разумные упали оглушенными и я, теряя сознание, мысленно поблагодарил Господа за то, что мой верный летун лишен разума, и сможет спокойно сесть без моей помощи.

Глава 9.

Празднества по случаю нашей победы продолжались уже третий день. К сожалению, я не смог принять в них участие по той простой причине, что мое израненное в бою тело требовало немедленного лечения. А так как пещера Аура была занята чудом выжившей Эми’лией, лечили меня обычными методами. Первые пару дней я провалялся в тяжелом бреду, а когда сознание вернулось, то обнаружил, что обезболивающие благовония здесь, в бывшем особняке старейшины, абсолютно не эффективны без остальных составляющих лечебных процедур – звука механического барабанщика, текущей по кругу воды и солнечного света, пропущенного через кристаллики светофильтров. Хотя вскоре я нашел поразительно эффективное обезболивающее в виде кувшинов с холодным фруктовым вином.

Как бы то ни было, лечение подходило к концу, и уже через неделю я проснулся в прекрасном настроении, которое лишь немного омрачала жуткая головная боль. Да, прекрасное фруктовое вино Эми идеально маскировало грань между простым опьянением и практически невменяемым состоянием. Я с трудом повернул голову, и увидел стоящие на столике горячий травяной чай, булочки и маленькую восхитительную бутылочку, о которой я подсознательно мечтал с того самого момента, когда моя голова пожелала мне доброго утра. Очевидно, на Алеандиса снизошло великое благословение Аура, когда он экспериментировал с травяными настоями. Мутно-розовая жидкость обладала поразительной силы отрезвительными свойствами, одновременно пробуждая просто животный аппетит и неуемную жажду действий. Я сделал робкую попытку добраться до столика и тут же упал с кровати. На звук в комнату вбежала посвежевшая и ставшая подозрительно доброжелательной Лиата. Она помогла мне подняться, подала завтрак, который я начал с вожделенной настойки, а, выходя, приветливо пожелала приятного аппетита. Мне даже показалось, что она мне подмигнула. Где была ее доброта, когда я был никем… Хотя, с другой стороны, она, как будущая мать, могла подсознательно испытывать влечение к Килраму только из-за его привилегированного положения, только потому, что ее дети будут сыты, одеты и обуты. Господи, с каких это пор я взял привычку философствовать по утрам, ища оправдания неискренности?

Через пару дней я окреп на столько, что уже мог позволить себе кратковременные прогулки к Великому Озеру. Во время одной из них ко мне подошел Амид, и, радостно поприветствовав, сообщил, что Эми уже значительно лучше, и сегодня вечером она будет на празднике, устраиваемого в честь нашего с ней выздоровления. Я улыбнулся, и попросил его организовать небольшой совет перед праздником. Мне нужно было многое обсудить с друзьями и ответить на огромное количество вопросов. Амид с радостью взялся за это дело, тщательно запомнив все мои пожелания по поводу числа присутствующих, места проведения, и, конечно же, количества вина.

Остаток времени до совета я провел, валяясь в травяном гамаке на берегу Великого Озера. Я еще не мог понять, что же меня беспокоит, но то, что в этой истории что-то не сходилось, было ясно как белый день. Зачем эльроны так все усложнили? Не находя ответа, я через некоторое время впал в приятную дремоту, удовлетворенно удостоверившись, что подсознание работает на полную катушку.

Вечерело. Я сидел в прохладной прихожей пещеры Аура на мягкой перине из фиолетового мха, и безмятежно смотрел на прозрачную свежесть воды, стеной стекавшей с козырька пещеры. Сейчас здесь собрались все, кого я хотел видеть. Алеандис, Рук, Ксамир с сыновьями, все еще бледная, но уже улыбающаяся Эми со своим сыном. Все они сгорали от любопытства и желания узнать, как мне удалось перехитрить эльронов. Первым не выдержал Алеандис, которого несколько часов назад выбрали новым вождем Нуасаады:

– Макс, ты уже достаточно окреп, чтобы рассказать, каким образом нам удалось победить эльронов. В селении ходят тысячи слухов, мы устали теряться в догадках, как ты догадался, что действовать нужно именно так?

Я выдержал эффектную паузу, наслаждаясь всеобщим вниманием. В конце концов, я действительно заслужил это. Устроившись поудобнее и отхлебнув пряного вина, я начал рассказ:

– Да, в общем то, ничего сверхъестественного не произошло. Как вы, Алеандис, и предполагали, все атаки были тщательно спланированы неизвестными нам тогда повелителями животных. Если верить вашим мифам, нашлась и причина этих атак – эльроны пытались принести войну и смерть на эту землю, с целью введения Алеиды в дисбаланс и откачки энергии авиты у ослабленной болью и страданиями планеты. В то время меня очень беспокоило то, что животные всегда нападали в самый неудобный момент, нанося удары по самым слабым местам нашей обороны. Отсюда следовало два вывода: либо у них был информатор в поселке, причем сначала я очень серьезно подозревал Гилвана, либо…

– Либо они действительно умели проникать в наши разумы – с улыбкой закончила за меня Эми. Когда Макс приехал ко мне, и рассказал, что Нуасаада ведет кровопролитную войну, я сразу вспомнила, что читала что-то про контроль над животными в зашифрованной Книге Устроения, но не смогла до конца понять. Я думала, что это – всего лишь древняя легенда, но когда принялась размышлять над сложившийся ситуацией, мне стало непонятно, как всемогущие повелители всей этой клыкастой живности смогли допустить, чтобы Макс прорвался в Эмиаду. Вот почему я так подробно расспрашивала об обстоятельствах его побега, выяснив, что до самого последнего момента никто не знал, как он собирается сделать это. Рук и Амид приняли решение лететь лишь минут за десять до вылета. Кроме того Макс – пришелец из другого мира. А отсюда, с очень большой долей вероятности следовало, что его мозг ментально непрозрачен! Вот почему на перехват смогла выйти лишь одна эранья. Эльроны просто не ожидали от вас такой прыти.

Я сразу же пошла за Книгой Устроения, и смогла расшифровать кое-что еще. Прежде всего, я узнала, как воздвигнуть вокруг своих мыслей непроницаемую завесу. Для этого нужно было войти в особое состояние… – ну, об этом вы наслышаны, – все дружно закивали головами, а Эми поморщилось от неприятных воспоминаний. – Наши предки делали это интуитивно, а я смогла продержаться лишь несколько минут. Но и их хватило, чтобы намекнуть Максу о самом главном. Говорить прямо я не могла – кроме него в комнате было много народу, и эльроны сразу же узнали бы о нашем плане. Я рассказала про то, что лишь его разум ментально непрозрачен, и что резкий разрыв ментальной связи, в следствии гибели подконтрольного животного, влечет за собой мучения и даже смерть его контроллера. После чего мне нужно было отключить свой разум, чтобы не выдать тайну, что я и сделала, приняв дриам.

– Вы очень мужественная женщина, – Алеандис встал и торжественно поклонился покрасневшей Эми, чем вызвал улыбки и подмигивания со стороны своих друзей. – Но мне все еще не понятно, зачем нужна была эта канитель с переносом времени выступления эмиадийцев в поход!

– Ну, это было совсем просто, – ответил я, раскуривая толстую травяную сигару «алхва» из личных запасов Гилвана. – Эми мне намекнула, что эльроны, даже после провала основного плана, постараются выжать из сложившейся ситуации максимальную выгоду. И, хотя убийство человека животным не дает такой эффект, как если бы разумный убивал разумного, я понял, что они обязательно будут атаковать. Сначала Нуасааду – она была гораздо ближе к месту дислокации их «войск», а потом и Эмиаду. Я лишь не знал когда, а это имело решающее значение для победы. Ведь я должен был нанести удар именно в тот момент, когда все животные соберутся в одном месте. Я должен был уничтожить их всех одновременно, что позволило бы уничтожить и контролирующих их эльронов. Вот почему я сначала объявил, что эмиадийцы выйдут на помощь через два дня. Несомненно, это дошло до ушей эльронов, – я демонстративно сплюнул, – они, как и любой другой на их месте, решили, что гораздо легче нас перебить порознь, и поспешили с атакой. Так же, как и мы чуть позже – с выступлением в поход. Все что случилось дальше, было уже делом техники. Мне нужно было заманить всю живность в какое-нибудь узкое место, и одновременно уничтожить их. Признаться, когда я увидел, сколько у нас получилось пороха, я чуть было не опустил руки. Но потом я вспомнил о ядоносе… Ну, а дальше вы все знаете.

– Ух ты, ну и голова! – Восхищенно выдохнул Ксамир.

– Да, я закинул удочку, и эльроны на нее попались! – В моем голосе сквозила гордость, но я тут же ее пресек – с детства ненавижу хвалить себя.

Алеандис встал, высоко поднял костлявый палец, и торжественно произнес:

– Твой поступок станет легендой, и будет передаваться из уст в уста на протяжении многих поколений. Ты получаешь бесплатное пожизненное содержание и должность главного дегустатора вина в селении, а так же…

Договорить ему не дала запыхавшаяся Лиата, бесцеремонно вбежавшая в пещеру, и перебившая лекаря на полуслове:

– Посмотрите, что твориться на небе! Это просто невероятно. Такого не было с конца прошлого Великого Цикла!

Мы выскочили из пещеры и просто замерли от восхищения. На холсте из бриллиантовых звездных россыпей, все еще бледных в свете угасающей зари, одновременно с севера на юг и с востока на запад протянулись две гигантские радуги, пересекаясь центрами ровно посередине небесного купола. И место их пересечения, искрясь переливами перламутра, взрывалось буйством всех мыслимых красок, соперничая по красоте с самим Небесным Потоком, первые ручейки которого уже почти добрались до висящего на своем обычном месте Солнца.

– Алеида благодарит тебя, Макс. – Я так и не понял, кто первым произнес эту фразу, и произносил ли ее кто-либо вообще, так как в этот момент на месте всех моих мыслей образовался огромная воронка, секундой позже заполнившаяся беспричинной радостью, весельем и умиротворением. Я не помню, сколько это продолжалось, но так хорошо мне не было никогда. Мне хотелось поделиться своей радостью, рассказать о своих чувствах всему миру. Я сам не заметил, как стоящая рядом Лиата оказалась в моих объятьях, как неслышно удалились мои друзья, оставляя нас наедине.

Вернувшись к реальности, я обнаружил, что лежу на мягкой перине фиолетового мха в уютном уголке пещеры Аура. Сквозь падающую с козырька пещеры воду виднелся как обычно неповторимый и каждую секунду разный Небесный Поток. Рядом спала Лиата, осторожно положив голову на мою грудь. Во сне она казалась еще более прекрасной и совершенной, хотя, чего-то все таки не хватало… может – взаимности? Впрочем, сейчас мне было все равно. Я осторожно отстранил от себя спящую девушку и тихо подошел к пышущей свежестью стене водопада. Вода была прохладная и очень бодрила, и я с удовольствием встал под ее хрустальные струи. Мысли постепенно обретали свою обычную стройность и последовательность.

Я вдруг вспомнил, что не обсудил с друзьями самое главное. То, из-за чего, собственно, и собирал их вместе. И чем больше я над этим думал, тем больше у меня возникало вопросов. Ведь, действительно, эльроны обладали прямо-таки сверхъестественной силой. Обладай я таким могуществом, я предпочел бы находить незаселенные области Алеиды или даже целые планеты, заселять их низкоуровневой жизнью, у которой через некоторое время возникало бы естественное для «разумной» жизни желание убивать друг друга. Это привело бы меня к цели — авите — гораздо меньшей ценой.

Я не понимал, зачем же все так усложнять, продумывать многоходовые комбинации, достойные извращенного разума старой интриганки, просчитывать психологию жертв, использовать животных.

И почему в войне участвовали именно обычные животные? Будь я на месте эльронов, я бы создал с десяток-другой тварей, наподобие смеси эдафо и эраньи, для пущего эффекта, с лицом Эми (чтобы было понятно, кто виновен в войне), и наделил бы их близкой к нулевой ментальностью. Так, чтоб выполняли только простейшие команды. В этом случае, при гибели животного, разум контроллера не получал бы ментальный удар такой силы. Что-то тут не сходилось. И, не знаю почему, но мне кажется дело тут не только в энергии авиты. Если она вообще существует. Может, эльронам была нужна именно Алеида? Точнее, ее гибель. В конце концов, я решил не рассказывать об этом своим друзьям, вдруг это повлечет какие-нибудь последствия? Ведь некоторые эльроны могли выжить, и узнать про их мысли. К тому же, атаки могли повториться. Я должен был разобраться во всем сам.

Задумавшись, я не заметил, как сзади подошла Лиата, и, нежно обняв, стала рядом под пьянящую свежесть водопадных струй. Я опять на некоторое время выпал из реальности, а когда отстранился, чтоб глотнуть воздуха, она ласково пропела:

– Скоро начнется праздник, в твою честь. Нам неплохо было бы поприсутствовать…

– Великолепная идея. Вот только нужно кое-что захватить. – С этими словами я отправился вглубь пещеры, и после недолгих поисков нашел заветную мутно-розовую бутылочку местного антипохмелина. Коварно улыбаясь, я сунул ее в карман, и, взяв Лиату за руку, отправился на центральную площадь, откуда уже доносилась музыка вперемешку с дразнящими запахами чего-то очень вкусного. Да, ночь и впрямь обещала быть просто феерической.